Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 2

Во время разговора Игнатьич принёс отчищенные и отглаженные шинели гостей, и все направились к шлагбауму при въезде в батальон. Около него стоял ЗИС-101 — машина начсанфронта и «эмка» начсанарма.

Ещё ранее Борис поручил командиру автовзвода заправить машины горючим и по возможности привести их в приличный вид. Этим занимались двое свободных санбатовских шофёров, они же организовали и питание водителей. Сейчас, когда Песис подошёл к своей машине, он увидел довольного водителя и блестевший, как новенький, автомобиль. Начсанарм засмеялся:

— О-о, да тут не только людей лечить умеют, но и машины тоже! Она у меня как запущенная лошадь была. Ну что, Миша, — обратился он к своему шофёру, — почему же она вот так вот каждый день не выглядит?..

Тот, может быть, и обиделся бы на это замечание, но уж больно вкусно пообедал, и потому благодушно ответил:

— Да, с вами приведёшь машину в порядок, когда вы, товарищ начальник, с утра и до поздней ночи её гоняете! А ведь нас не везде так встречают.

Песис усмехнулся:

— Хорошо-хорошо, раз тебе здесь так нравится, я буду тебя сюда почаще посылать. Тут хорошо угощают и на земле, и с воздуха… — этими словами он намекнул, что Миша во время бомбёжки здорово струхнул. — Ну, однако, поехали, пока снова немецкие самолёты не появились.

Проводив начальство, Алёшкин с Прониным и докторами возвратились к домику комбата. Там на коротком совещании решили начать передислокацию сегодня ночью. При том, что делалось в воздухе над дорогой и вообще, в этом районе фронта, отправлять колонну автомашин с имуществом и людьми днём было бы просто безрассудно.

Порядок передислокации установили такой. В эту же ночь переезжают на новое место сортировка и большая часть операционно-перевязочного блока. Со следующего дня весь поток раненых, который в это время был небольшим и составлял 20–25 человек за сутки, переключится уже на новое место. В течение следующей ночи туда переедет аптека, продовольственный и вещевой склады, эвакоотделение и большая часть выздоравливающих, которым будет поручено оказывать помощь санитарам в развёртывании батальона. На третью ночь наметили перевезти оставшуюся часть операционно-перевязочного и половину госпитального взвода вместе с его командиром Прокофьевой, а раненых, находящихся в госпитальных палатках, которые к этому времени будут в состоянии без особого ущерба для здоровья перенести эвакуацию, отправить на новое место или в госпиталь. Зинаида Николаевна и Борис полагали, что большинство, при надлежащем уходе и наблюдении, должно перенести такой сравнительно короткий путь благополучно.

Таким образом, уже спустя четыре дня на старом месте останется всего одна госпитальная палатка, где будет находиться около тридцати раненых, которых трогать с места пока нельзя. Для обслуживания их останутся врач, помощник Прокофьевой, и хирург Дурков. В этой же палатке будет отгорожен уголок для проведения перевязок. Конечно, здесь придётся оставить и одну маленькую полевую кухню с небольшим запасом продуктов.

Подсчитав всё необходимое для работы, решили, что на этом месте, кроме двух врачей, трёх медсестёр, повара и шести санитаров, нужно оставить хотя бы одну машину с двумя шофёрами.

После совещания и ужина, Пронин отправился в штаб, чтобы доложить о принятом решении командиру дивизии и сообщить в полки о новом месторасположении медсанбата. Между прочим, он поведал Борису, что комдива Володина снимают, приписав ему какие-то ошибки в руководстве операциями во время только что закончившихся боёв, и что, по всей вероятности, одной из причин снятия послужили донесения комиссара Марченко.

— Нового комдива должны прислать на днях, поэтому, — сказал Пронин, — сейчас в штабе дивизии порядка нет. Все ответственные работники заняты подготовкой материалов по передаче дивизии новому командиру, а некоторые готовятся и сами уйти, так как полагают, что вряд ли новый комдив оставит их на занимаемых местах.

Перед сном Борис решил посидеть около своего домика, покурить и вновь подумать о плане переезда на новое место. Когда он сел на скамеечку около домика, у его ног умостился Джек. Послышался шорох чьих-то шагов, Джек поднял морду и приветливо застучал хвостом по земле. Борис понял, что приближается кто-то, кого Джек считал своим.

И верно, вскоре из темноты, которая теперь особенно сгущалась под разлапистыми елями, отделявшими домик от палаток, показался человек. Борис узнал Катю. Вполголоса он позвал:

— Катя, иди сюда, посидим…

Девушка прибавила шаг, быстро пересекла довольно светлую полянку у домика и, слегка запыхавшись, опустилась на скамеечку рядом с Алёшкиным. Она была одета по-походному — в сапогах и шинели, туго подпоясанной ремнём, на голове — кокетливая пилотка набок.

— Я пришла спросить, мне сейчас ехать или со второй половиной операционно-перевязочного взвода. Меня комроты Сковорода послал спросить, ведь вы, товарищ комбат, не едете, а я всегда с вами работаю.

— Сколько раз я тебе говорил, Катя, перестать мне «выкать» когда мы одни… — сердито заметил Борис.