Как бы то ни было, этот капитан, узнав от Чинченко, где живут Алёшкина и акушерка, взяв с собою красноармейца, направился к ним, чтобы их арестовать, допросить и передать в Особый отдел. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что в одном из домов за большим столом мирно пили чай работники Особого отдела, сама Екатерина Алёшкина и её дети. Он обратился к начальнику и, вызвав его на крыльцо, рассказал ему о доносе Чинченко. Тот только засмеялся в ответ:
— Чепуха это всё, товарищ! Не с того конца начинаете! Проверьте лучше самого этого фельдшера, а со всякими арестами вообще подождите. Вот вернутся председатель сельсовета, председатель колхоза и другие партизаны, с ними посоветуйтесь, тогда и принимайте меры. А что касается Екатерины Петровны, то мы её знаем, при отступлении даже уговаривали её пойти к нам на работу. Она хорошая машинистка и нам такая была очень нужна. Единственное, что её связывало, так это трое детей. Но она нам и здесь пригодилась. Да, и акушерку тоже не трогайте!
Так ни с чем и удалился комендант. Оказалось, что с этим начальником Особого отдела был связан бывший начальник райотдела НКВД Майского, который не только хорошо знал Алёшкину, но и давал ей кое-какие секретные задания, которые она аккуратно выполняла. На его уговоры о военной службе Катя не согласилась. Ей не хотелось расставаться с детьми, а в этом случае их пришлось бы передать в детдом города Орджоникидзе. Она решила остаться здесь, в Александровке, снова работать на Крахмальном заводе, чтобы его восстановить. Начальник Особого отдела согласился с доводами Алёшкиной. Он и сам полагал, что, как только Майское освободят, ему придётся уйти из части в райотдел НКВД. Иметь на местах надёжных, преданных советской власти людей (а Екатерина Петровна Алёшкина именно такая) было необходимо.
Не прошло и месяца после бегства из станицы оккупантов, как Екатерина Петровна уже писала первый приказ по Крахмальному заводу. Это было 3 февраля 1943 года. Откуда-то приехал новый директор — молодой и совершенно неопытный в хозяйственных делах кабардинец, появился и новый главный бухгалтер, и другие новые сотрудники. Из старых вернулись на завод Алёшкина и Прянина. Последняя вновь стала заведовать складом, на котором, по правде сказать, пока ещё ничего и не было. На Катю сразу же свалилось очень много обязанностей. Прежде всего, официально она числилась секретарём директора, заведующей спецотделом и отделом кадров. Кроме того, в порядке общественной нагрузки, на неё снова возложили обязанности по снабжению рабочих продовольствием. Почти в первый же месяц на завод вернулись укрывавшиеся по аулам и станицам около двухсот рабочих. Нужно было восстанавливать завод.
Перед оккупацией, когда Александровка ещё считалась «ничьей», общественность завода, и в том числе и Алёшкина, решили раздать небольшие агрегаты, инструменты, мебель, посуду и другое заводское имущество наиболее надёжным людям из числа станичников, чтобы сохранить то, что не удалось эвакуировать. Так и было сделано. Активисты-общественники завода не сомневались, что скоро это страшное безвластие кончится, вернётся Красная армия, а с ней и советская власть, и завод снова начнёт работать.
Когда станица попала в руки немцев, кое-кто из «надёжных» людей стал считать полученные от завода вещи своей собственностью. Теперь активисты из числа рабочих и служащих завода, под руководством партийной организации, по спискам, кстати сказать, тоже сохранённым Алёшкиной, начали собирать розданное имущество. Происходило это не совсем гладко, и у некоторых вызывало сопротивление, подогреваемое вернувшимися или не сумевшими уехать немецкими прислужниками. Катерине, одной из исполнительниц этой работы, пришлось прибегнуть к помощи Майского отдела НКВД.
Одновременно с этим стали выявляться люди, прямо занимавшиеся бандитизмом. Они уже знали об активной деятельности Алёшкиной по восстановлению завода, по укреплению советской власти в станице, пытались ей угрожать. И если бы среди населения станицы у неё не было друзей, вовремя предупредивших о готовящемся на неё покушении, неизвестно, уцелела бы она.
Конечно, восстановить завод на полную его мощность было невозможно: основное оборудование в своё время вывезли куда-то в Закавказье, где ему не дали валяться без дела, а использовали на других заводах, поэтому возвращать его считалось нецелесообразным. Дать заводу новое оборудование страна пока не могла, пришлось придумывать такую производственную деятельность, которая могла бы выполняться тем немногим, что уцелело, с использованием цехов, которые было сравнительно легко восстановить.