По аттестату за те семь месяцев, которые Катя не получала денег, ей выдали более 5 000 рублей. И, хотя за это время жизнь в местах, освобождённых от фашистов, как, впрочем, и во всей стране, значительно подорожала, эти деньги помогли ей приобрести кое-что для детей и как-то вывернуться из тисков голода, в которых находилась семья и после изгнания фашистов.
Огород её был уничтожен, пропали кукуруза, картофель, и для питания оставалась только кукурузная мука, добываемая на базаре по баснословной цене, немного сала и оставшийся кукурузный крахмал.
С наступлением лета на базаре появились кое-какие овощи. Конечно, её зарплата в 150 рублей, получаемая на заводе, никаких расходов по питанию покрыть не могла, и до получения денег по аттестату семья Алёшкиной голодала в буквальном смысле этого слова.
В конце июля 1943 года пришло письмо от Бориса. Между прочим, он спрашивал, были ли в Александровне немцы, если были, то куда Катя и ребята эвакуировались и когда они вернулись обратно. Катя не решилась написать всей правды мужу. Во-первых, не хотела его излишне волновать. Ведь всё самое страшное было уже позади, а во-вторых, она знала, что в то время к людям, семьи которых находились в оккупации и уцелели, относились с определённым подозрением и предубеждением. Доказать необходимость своего нахождения на оккупированной территории не только семейным положением, но и определённым заданием, полученным от райотдела НКВД, она, естественно, не могла. Это сейчас можно об этом говорить, когда прошло более сорока лет, тогда же она была обязана молчать. И очень долго после окончания войны даже муж не знал о её сотрудничестве с органами разведки.
Но мы чуть-чуть забежали вперёд. Пока же, получив, хоть и не очень обстоятельное и длинное письмо от мужа, Катя очень обрадовалась. Из него она узнала, что, несмотря на тяжёлые боевые операции, в которых принимала участие та воинская часть, в которой служил её муж, он остался жив и невредим, что война создала ему условия для совершенствования в хирургии, и он теперь является не только достаточно квалифицированным хирургом, но и командует подразделением. С этого времени письменная связь между Катей и Борисом стала регулярной, хотя и не очень частой.
Между прочим, уже из первых писем своего Борьки, она интуитивно почувствовала, что между ними встала какая-то женщина. Катерина не смогла бы объяснить, чем вызвано такое чувство, обижавшее и тревожившее её. В одном из своих писем она, со свойственной ей прямотой, так ему об этом и написала: «Чувствую, что около тебя вьётся какая-то баба. Неужели ты за тем пошёл на фронт, чтобы гоняться там за бабскими юбками? Мне стыдно за тебя!» Не ручаемся за абсолютную точность этой фразы, но смысл её был таков.
В ответ она, кончено, получила уверения Бориса, что её опасения и ревность напрасны, что он по-прежнему любит её и детей, и никакие «юбки» этому помешать не могут. Это немного успокоило Катю, но подозрения её не рассеялись, ведь он не написал прямо, что около него никого нет.
Лето 1943 года кончалось, нужно было готовиться к началу школьных занятий, а здание школы восстановить не удалось. В квартиру Чинченко вселилась молодая женщина-врач — без врача такая крупная станица существовать не могла. Другой большой дом занимали две семьи служащих с завода — Алёшкина и Звонарёва. На заседании сельсовета решили их переселить, а дом приспособить под школу. Звонарёвым дали комнату в одном из уцелевших общежитий завода, а Алёшкиной предложили переселиться в небольшой домик сбежавшего полицая, стоявший на самом берегу Терека. Кате понравился этот домик. Хотя половина его имела земляные полы и выстроен он был из самана, но это была отдельная усадьба с хлевом, со своим огородом и двориком. Кроме того, рядом жила семья рабочего Котова, относившегося к Алёшкиной всегда очень хорошо, и Катя считала, что эта семья может стать ей известной опорой. Так оно и случилось.
Вот как прожила семья нашего героя с начала войны до середины 1943 года. Вернее, до того времени, когда в его судьбе произошёл новый серьёзный поворот — он получил назначение на должность главы самостоятельной части армейского подчинения, стал начальником хирургического полевого подвижного госпиталя. Вернёмся теперь опять к нему.
Глава шестая
Итак, сельхозработы в госпитале закончились. Наступил октябрь. Раненых по-прежнему поступало очень мало. Борис Алёшкин почти всю свою энергию и время отдавал хозяйственным вопросам. Он тщательно проверял и осматривал все жилые помещения, запасы вещевого довольствия, продовольствия и медикаментов, имевшихся в госпитале. До этого, принимая госпиталь, подписывая различные ведомости и акты, он как-то не вникал в их сущность, ведь все они были заверены ответственными материальными лицами, и только теперь, так сказать, на свободе, перечёл их и пересмотрел всё с большим вниманием.