Я часто вспоминаю московские диспуты двадцатых годов. До необходимости вспоминаю и собственные в московской и петроградской печати обзоры всех этих диспутов. А ни словом еще не обмолвился о том, кто подал мне мысль обозревать их в
печати и напечатал мой первый обзор — о широко известном до революции Николае Георгиевиче Шебуеве, редакторе знаменитого в 1905 году «Пулемета».f
Мое поколение о шебуевском «Пулемете» знало лишь понаслышке. В 1905 году мы еще пешком ходили под стол, а читать и по складам не умели. Но в гимназические годы уже :слыхали даже в российской провинции, что был в Петербурге такой журнал — «Пулемет», прославился тем, что напечатал на обложке манифест царя и на манифесте — кровавый отпечаток руки: мол, лично царь руку приложил к манифесту. Имя редактора «Пулемета» Николая Шебуева прославилось, и даже провинциальным гимназистам стало ведомо, что Шебуев просидел в крепости целый год. Одно время издавались газета под названием «Газета Шебуева» и шебуевский журнал «Весна». «Весну» я помню. Изредка этот нарядный петербургский журнал появлялся в провинции. Девиз журнала, напечатанный на его первой странице, гласил: «В политике — вне партий, в литературе — вне кружков, в искусстве — вне направлений». В шебуевской «Весне» печатались и никому не известные (Шебуев и в ту пору любил открывать молодых, сохранил эту любовь и в советское время!), и такие прославленные, нак Леонид Андреев, Куприн, Бальмонт, Гумилев. На страницах «Весны» он первый напечатал Хлебникова, Каменского, Николая Асеева. Еще до революции вышло шеститомное собрание сочинений Николая Шебуева, а в советские годы — к двадцатилетию революции 1905 года — в Москве была издана Ныне чрезвычайно редкая книга «Пулемет» — воспроизведение Избранных статей, стихов и рисунков знаменитого шебуевскогоЖурнала.
Не помню, кто меня познакомил с Шебуевым. Кто-то из старых петербургских журналистов, перекочевавших в двадцатые годы в Москву. Мы с этим петербуржцем шли по Большой Дмитровке, ныне Пушкинской улице, и вдруг где-то возле Козицкого переулка навстречу — необычайная для Москвы 1922 года фигура: пятидесятилетний мужчина с обрюзглым, почти совершенно безволосым лицом, в золотом пенсне на длинном черном шнуре, в парижском широком пальто-реглан лягушачье-зеленой окраски и в твердом котелке светло-песочного цвета! Мой спутник и мужчина в парижском пальто бросились в объятия друг другу, и через минуту я был представлен Николаю Георгиевичу Шебуеву. Не по возрасту старчески дребезжащим голосом Шебуев сказал, что затевает новый журнал в Москве.
— Найдете меня в Главкино, в Малом Гнездниковском переулке. Там и живу, там и моя редакция. Журнал будет называться «Зритель».—И уже обращаясь непосредственно ко мне: — Принесите показать, что и как пишете. Все, что угодно,—стихи, рассказы, статьи, фельетоны. Я жду. Ах, да, как вы сказали, батенька, ваша фамилия?
Повторив мою фамилию, снова сказал, что ждет у себя, и попрощался, приподнял котелок светло-песочного цвета. Под котелком обнажилась лысина, лишь кое-где прикрытая пушинками седины.
Шебуев оказался одним из первых моих московских редакторов — на редкость дружественным и внимательным. Но и доброта и внимание его к юному начинающему журналисту не были чем-либо необычным у этого человека.
Шебуев издавна привык поддерживать молодых, выводить их «на божий свет». Было это у него чем-то вроде потребности.
Много лет спустя после знакомства с Шебуевым, уже когда и самого Николая Георгиевича не стало, рассказывал мне о нем небезызвестный московским литераторам Василий Регинин, до революции — редактор петербургского журнала «Аргус», в тридцатые годы — редактор журнала «30 дней».
Регинин был великолепный рассказчик, и мне не передать его полных юмора устных воспоминаний о том, как старый литератор Николай Шебуев помог молодому петербургскому журналисту Васе Регинину описать похороны Чехова в Москве.
Петербургские журналисты приехали в Москву «описывать» похороны Чехова. Регинин впервые в жизни прибыл специальным корреспондентом какой-то петербургской газеты и очень волновался — справится ли? Узнал, что в Москве Шебуев, пришел к нему в номер гостиницы за советом.
Шебуев в этот момент одевался — собирался в «Прагу» обедать. Успокоил Регинина: «В «Праге» за обедом и придумаем, как писать».