Необыкновенный консилиум

Кто боится вида крови, у кого дрожат руки, когда он держит бинт, тому у нас нечего делать. Правда, и с завзятыми храбрецами иногда случаются казусы. Я, например, знал одного доктора – когда его в первый раз привели в перевязочную, он упал в обморок. (По секрету могу сообщить тебе, что этот доктор был я.) Но когда этот бедняга встал и, пошатываясь, вышел в соседнюю комнату, он сказал самому себе: «Что было, то было. Но клянусь Аполлоном-целителем, Асклепием, Гигиеей, всеми богами и богинями – этого больше не будет!»

И ещё одно слово.

Ты взрослеешь. Но наука растёт быстрее тебя. Она так стремительно совершенствуется, что уже через двадцать лет станет неузнаваемой. Чего доброго, ты посмотришь на нас тогда почти так, как мы, сегодняшние врачи, смотрим на наших пращуров – достопочтенного магистра XVI века и доброго доктора XIX века. Однако суть нашей профессии не изменится. Эта суть состоит в том, чтобы служить человеку. И, закрывая эту первую в твоей жизни медицинскую книгу, скажи себе: я сын великой земли, гражданин огромного, двухсотпятидесятимиллионного народа. Я хочу служить моему народу. Но что такое народ? Это не безликая масса, это живые, близкие мне люди. Я хочу любить людей и помогать им в их нелёгкой, большой и прекрасной жизни.

А засим – vale. По-латыни это значит: будь здоров.

Будь здоров, старик!

Лев и звёзды

1. Прибытие

Наш рассказ основан на нескольких сообщениях, разноречивых в отдельных подробностях, но единых в главном.

В 1540 году, в страстную пятницу, стояла ненастная погода, дождь пополам со снегом. Двое проделали долгий путь. Наконец, показались над лесом башни и стены. Дорога шла круто вверх. Незаметно сгустились сумерки. Копыта простучали по деревянному мосту, всадники остановились перед воротами. Дождь не унимался. Наконец, раздвинулись тяжёлые створы, двое въехали в мощёный двор, где под высокими навесами горели костры. Капитан замковой стражи шагал вперёди, дымя смоляным факелом, следом звенели шпоры приезжего. Слуга поспевал за ним с двумя дорожными мешками через плечо.

Гостям были отведены две комнаты с каменными стенами, узкими окошками и очагом, похожим на вход в преисподнюю. Нечто подобное можно сегодня увидеть в псевдоисторических фильмах. Не дав себе как следует отдохнуть, приезжий потребовал, чтобы его провели к пациенту.

Миновали вторые ворота и внутренний двор и поднялись в башню, шли гулкими переходами; подойдя к резным дверям, вожатый поднял руку, стража развела алебарды.

Дряхлый мажордом пристукнул посохом, возвестил о прибытии. Доктор обеих медицин Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, более известный под именем Парацельс, которое он присвоил себе отчасти как латинский перевод наследственного немецкого имени, а более всего чтобы указать на своё превосходство перед великим врачом древности Цельсом, переступил порог. В полутёмном покое было тепло, почти жарко, горели тусклые светильники, груды алых углей, как груды рубинов, переливались в огромном камине. Вдоль стен, увешанных коврами, стояли приближённые.

Доктор был хил и тщедущен, с непропорционально большой головой, которую держал высоко, и вдобавок был опоясан мечом, который при малом росте владельца доходил ему ниже колен. Меч, с которым доктор никогда не расставался, указывал на рыцарское происхождение и прошлое военного врача, но здесь было неуместен. Хмурый и неприветливый Гогенгейм не отвесил при входе положенного поклона, не взглянул на придворных, слабым кивком ответил на жест придворного лекаря, условный знак, которым обмениваются медики. Стремительно прошагал к высокому ложу под балдахином, сам раздвинул занавес.

На подушках лежал седовласый пациент с львиным лицом. Семь поколений его предков провели свою жизнь в разбойничьих набегах, за пиршественными столами, в постелях блуда. В груди у больного свистело и клокотало, на лбу блестел холодный пот. Он смотрел блестящими глазами в пустоту и вместо ангела, одетого в сияние, видел двурогого князя тьмы в багровом плаще.

Вдруг голова его затряслась, тело начало сотрясаться, испуганные зрачки остановились на Гогенгейме.

«Сплюньте, государь», – сказал спокойно доктор. Он подождал, когда успокоится приступ кашля. Поддерживая голову больного, утёр воспалённые, шелушащиеся губы и развернул платок, на котором темнели красно-ржавые пятна.

Голос лейб-медика произнёс за спиной у гостя на языке науки:

«Cum sanguis regnatur a bile diffusa…»

Когда кровь покоряется владычеству желчи, то выходит через рот, нос и уши.

«Вы так полагаете?»– спросил, не оборачиваетесь, Гогенгейм.

«Так учат нас Гален и Гиппократ».

«Так учите вы», – сухо возразил Гогенгейм и, прервав короткий консилиум, приказал:

«Пузырь со льдом на грудь его высочеству!»

Серый брат

В дальнем покое доктор хирургии и врачевания имел доверительную беседу с духовником герцога. Парацельс спросил: когда началась болезнь?

«Тому шестой день».

«В низинах скопились холодные испарения. Предполагаю, что высочество были в отъезде».

Монах в серой рясе наклонил голову.

«Началось с озноба, не так ли?».

Монах кивнул.

«Затем поднялся жар».