Необыкновенный консилиум

«Ты молчишь, – продолжал он, не дождавшись ответа. – Тебе нечего возразить… Кстати, если ты ещё не знаешь за тобой следят. У дверей стоит стража. Все пути отступления отрезаны. Но я могу тебе помочь. Ты только дай мне знак, через минуту ни тебя, ни твоего ученика здесь не будет. И никто не будет знать, куда ты исчез».

Парацельс в глубокой задумчивости расхаживал из угла в угол, словно он был один, и в самом деле, временами трудно было решить, находился ли в комнате, кроме него, ещё кто-то. Воздержимся от домыслов.

«Искусство, к которому ты имеешь, по твои словам, некоторое отношение? – заговорил, наконец, доктор. – О, нет! Моё искусство основано на знании. Господь не терпит колдовства. Точно так же, как он не жалует невежд».

«Ошибаешься, – возразили ему. – Твой Господь предупреждал первых людей. Если ты христианин, ты должен это знать. Помнить, кому принадлежало в эдемском саду древо познания добра и зла».

«Его посадил Бог!», – сказал Парацельс.

«И снова ты ошибаешься. Это была моя идея. Причём тут колдовство? К твоему сведению, оно внушает мне такое же отвращение, как и тебе, – вся эта омерзительная кухня… Ты толкуешь о натуре. Но диавол, – он отбросил капюшон на затылок, – в некотором смысле и есть натура. Впрочем, не будем спорить».

«Не будем спорить», – сказал Парацельс.

«Могу лишь сказать тебе, что необъятное царство науки, о котором ты, друг мой, имеешь крайне смутное представление, ведь ты только вступаешь в него, только-только ставишь ногу на порог, боясь споткнуться… царство, которое в самом деле обещает смертному человеку неслыханное могущество, – подвластно мне! К сожалению, я не могу тебе обещать бессмертие, но если бы ты прожил хотя бы ещё несколько столетий, ты увидел бы, как велико и необозримо это могущество. Ожидать что-либо подобное от той сомнительной экзистенции, которой вы присвоили громкое звание Всевышнего, – он покачал рогатой головой, – невозможно. Дело в том, что…»

Князь тьмы встал.

«Мы должны прервать наш диспут. Даю тебе время, подумай над моим предложением, я готов тебя выручить… Решай, пока не поздно».

5. Вместо эпилога

Парацельс намеревался оставить скитальческую жизнь, купить гражданство в Зальцбурге и завершить на покое свой главный труд – всеобъемлющий кодекс медицины. Он предполагал развенчать ложные учения, разоблачить врачей-шарлатанов и алчных аптекарей и утвердить высший принцип врачевания. Прежние, уже известные сочинения – «Обоюдное Чудо», «Совокупное Зерно», компендиум «Великое рубцевание ран» и трактат о лечении сифилиса парами ртути – предстояло дополнить, отчасти продиктовать заново. Вместо этого доктор неожиданно умер ранней осенью 1541 года на постоялом дворе; жизни его было 46 лет.

Он оставил Бонифацию Амербаху, вместо слитков золота, о которых твердила молва, два мешка алхимической утвари, хирургических инструментов и рукописей, Но так и не успел поведать ученику тайну исцеления герцога Франконского, чьё заболевание со времени Лаэннека именуется крупозной пневмонией.

Незадолго до кончины доктор говорил о том, что дух ада чаще бывает свидетелем наших дел, нежели участвует в них. Иное дело Бог: его существование, оставаясь неисследимым, соединено обратной связью с верой в него. Угаснет вера – и Всевышний испустит дух.

Тайна – это вера в тайну.

Подвиг Искариота

Дорогая! В который раз я убеждаюсь, насколько приятнее философствовать о литературе, чем писать самому; но, должно быть, вы уже сыты моими рассуждениями. Расскажу вам лучше историю из жизни.

Дело было давно, больше тридцати лет назад, в прекраснейшую пору, какая только бывает в Северо-Западной России: леса начали желтеть, густо-синее небо, восхитительная тишина простёрлись над всем краем. И настроение, в котором я пребывал, только что приступив к исполнению служебных обязанностей, было, можно сказать, образцовым, таким, какое подобает новоиспечённому врачу. Я был полон рвения и энтузиазма. Прошлое было похерено, здесь никто не интересовался моим паспортом и анкетой, в этом медвежьем углу не существовало ни милиции, ни отдела кадров. Здесь я сам был начальством, я лечил больных, отдавал распоряжения медсёстрам и завхозу; председатель колхоза, исцелённый мною, прислал рабочих, которые ставили столбы и тянули к больнице провода от районной электросети.

В старом армейском фургоне с красными крестами на стёклах я колесил по лесным просёлкам, по ухабистым дорогам моего участка размером с небольшое феодальное княжество. Выслушивал рассказы шофёра, который воевал в Германии и сделался своеобразным патриотом этой страны: по его словам, нигде не было таких замечательных дорог. В деревнях женщины выбегали навстречу, со мной подобострастно здоровались. Меня угощали салом и самогоном. Никому не могло придти в голову, что ещё недавно вместо накрахмаленного халата я таскал лагерный бушлат.