Исповедник снова кивнул.
В свою очередь он спросил: есть ли надежда?
Врач возвёл глаза к потолку.
«Так», – сказал духовник и осенил себя крестным знамением. После чего осведомился, согласен ли доктор приступить к лечению.
«Разумеется. Но я обязан вас предупредить».
«О чём?»
«Никто не должен пытаться узнать, каким лекарством я буду пользовать пациента».
Вот оно, подумал монах. Remédia arcana. Тайные средства! Двусмысленная молва бежала впереди врачевателя. Похоже, он и впрямь чародей?
Слуга сатаны. Мы отдаём себя во власть чёрной магии.
«Надеюсь, – сказал он холодно, – снадобье не опасно?»
«Безопасные средства бездейственны», – возразил Гогенгейм.
Он добавил:
«Я только человек».
О, да; однако он самонадеян. И вместе с тем осмотрителен. Представ перед судилищем, ответит, что пациент умер от болезни, а не от лечения. И всё же он самонадеян.
Оба встали, францисканец был на голову выше доктора. Духовник покосился на перевязь и оружие Гогенгейма. Всё та же молва утверждала, что доктор хранит тайное снадобье в рукоятке меча.
Было уже совсем поздно, дождь снаружи сменился густым снегопадом; Парацельс расхаживал по комнате; слуга и ученик доктора Бонифаций Амербах, сидя на корточках, швырял в огонь поленья. В этих покоях, сколько ни топи, всегда холодно.
«Он умирает», – сказал Парацельс и уселся за стол.
«Майстер, – спросил фамулюс, – какая у него болезнь?»
«Грудная лихорадка», – кутаясь в одеяло, пробормотал учитель. Он вскочил и понёсся в угол на кривых коротких ногах. Остановился и продолжал:
«Ты опознаешь этот недуг, если вглядишься в лицо больного. Болезнь всегда написана на лице, но надо уметь читать её знаки. Ты увидишь, как пламя, пожирающее больного, вылетает наружу с дыханием, опаляя губы и делая их подобными обожжённой глине… Ты увидишь окалину, которая извергается с кашлем».
«Учитель, как долго длится этот недуг?»
Парацельс плюхнулся на место и уставился на лепестки огней в подсвечнике.
«Неделю. На седьмую ночь планеты решат, умирать ли пациенту или…»
«Или?»
«Или он поправится».
«Сегодня пятница», – сказал ученик.
«Да, пятница. Тот самый день и час, когда умер на кресте Господь наш и Спаситель. И была такая же ужасная непогода. Тьма настала по всей земле…»
«Майстер…»– начал было Амербах, доктор остановил его; доктор продолжал говорить; ученику казалось, что он слышал это уже не раз, он надеялся узнать главное, но Парацельс всё ещё хранил свою тайну.
2. Сатурн
Воспоминания Бонифация Амербаха неизвестны. Источники, в которых самое правдоподобное – рассказы о чудесах, противоречивы. Каждый автор переиначил по-своему переданное ему или услышанное, не каждый вполне понимал слова великого врачевателя. Иные старались преуменьшить его заслуги. Большинство никогда не видело Парацельса. Находились и такие, которые высказывали подозрение в самом его существовании.
И всё же есть основания утверждать, что наши сведения достоверны.
«Врачу надлежит помнить, что невежественные люди всегда будут склонны винить в смерти пациента не болезнь, а врача. Искусство не всемогуще: человек не может соперничать с Богом. Но врач обязан помочь натуре. Или, что то же самое, натура может придти на помощь врачу».
«Запомни, – сказал доктор, у которого огни свечей дрожали в зрачках, – всякое снадобье есть яд. Всякий яд есть лекарство. Лишь правильная доза превратит его в целебное средство».
«Тот, кто желает стать врачом, должен быть философом. Положи в основание своей философии знание о земле и небе, ты окажешься на истинном пути. Ибо человеческое тело, чьё благополучие отныне – в твоих руках, есть малое подобие большого мира. Подобно микрокосмосу Адама, макрокосмос состоит из членов и сочленений. Как и большой мир натуры, малый мир человека построен из соли, серы и меркурия. Соль есть начало крепости и сообщает телу устойчивость. Сера – начало горючести. Что же касается ртути, то её свойства разнообразны».
Он продолжал:
«Славный Фракастор воспел в своей поэме некоего пастуха по имени Сифил, этот свинопас посмел перечить богам и был за это наказан страшной болезнью. Ныне болезнь перелетает из страны в страну, передаётся через соитие с блудницами. Тело покрывается язвами, разрушаются кости. Болезнью этой правит Венера…»
«Ни один врач не мог с ней справиться, шарлатаны обманывали доверчивых пациентов. Я один! – сказал Парацельс. – Я один нашёл верное средство. Ибо я опираюсь на пансофию, то бишь всеобщую философию макро– и микрокосмоса. Это средство – ртуть. Я указал дни, когда надлежит начинать лечение, в эти дни Меркурий противостоит Венере… Но герцог, – и он ткнул большим пальцем через плечо, – герцог, я уже говорил тебе, болен другой болезнью… Зачем я тогда тебе это рассказываю? Затем, что знание о тайнах натуры есть опора врачебного искусства. Натура говорит с нами неслышным языком, полётом светил, музыкой сфер. Грош цена врачу, которому не внятны её голоса. Искусство основано на вере, знании и любви».
Произнеся эту тираду, сдвинув клокатые брови, магистр погрузился в раздумье. Амербах, набравшись смелости, пролепетал:
«Майстер…»