Прежде всего, если язык развивался для обучения родственников{790}
, мы вправе предположить, что он был правдивым. Новые конфликты интересов в таком сценарии обучения не заложены. Функция обучения состоит в обеспечении точной передачи знания, позволяющей родным приобрести повышающие приспособленность навыки и информацию, с тем чтобы повышение показателей выживания и размножения у учеников увеличивало общую приспособленность, распространяющуюся на учителей. Обман или неточность со стороны наставника этих преимуществ не обеспечили бы. Таким образом, первому критерию данная версия удовлетворяет безоговорочно. В других контекстах конфликты между родителями и потомством или между близкими родственниками совершенно не исключаются, однако если коммуникация поначалу ограничивалась предметом обучения, то интересы обеих сторон в общем и целом должны были совпадать. Разумеется, там, где родители стремятся равномерно распределить ресурсы между своими отпрысками, а кто-то из детей пытается урвать себе кусок побольше, разногласия между родителями и детьми возможны{791}. То же самое произойдет и при обучении, если чересчур требовательные дети попытаются перетянуть на себя все внимание родителей. Но, скорее всего, поскольку обучение все-таки велось, умение разрешать подобные конфликты так или иначе вырабатывалось и появление языка как более экономичного и эффективного средства наставничества не порождало новых конфликтов. Дети и родители могли расходиться в том, что считать приемлемым объемом наставлений, но те, которые все-таки удавалось донести, должны были быть правдивыми, поскольку неточные наставления – это не что иное, как пустая трата времени и сил учителя. Если язык развивался, чтобы способствовать обучению, он должен был отличаться правдивостью.Вполне понятна и ориентация первобытного языка на сотрудничество (второй критерий). Если язык развивался для обучения, он возник в контексте, где уже существовала кооперация. Не составит труда и объяснить, почему наставнику выгодно делиться ценной информацией, ведь таким образом он помогает осваивать жизненно важные навыки своему родичу и, соответственно, повышает совокупную приспособленность, которая распространяется и на него самого.
С такой же легкостью можно представить, как в контексте учительства язык делал свои первые шаги и как символы получали свое значение (третий и четвертый критерии). Простые команды, призванные привлечь внимание, много информации не передадут, однако они совершенно точно облегчают социальное научение. Одна из трудностей имитации заключается в том, что действия наставника представляют собой непрерывную череду движений, и несведущему ученику не всегда очевидно, что именно предстоит копировать и где именно начинается и заканчивается нужное действие. Поэтому простой вербальный (или даже невербальный) сигнал – уже бесценно. Это не раз демонстрировали эксперименты в области психологии развития, благодаря которым у нас накопился обширный массив данных, доказывающих, что взрослые руководят научением у младенцев и маленьких детей с помощью простых голосовых оповещений. Такие сигналы вызывают у детей референтные ожидания, пробуждая стремление проследить за взглядом взрослого, который послужит для ребенка ориентиром, – так происходит, например, когда взрослый перемещает взгляд на объект, с которым взаимодействует, и тем самым способствует совместному вниманию{792}
. В мимике взрослого ребенок считывает реакцию на незнакомый ему объект и руководствуется ею в поведении приближения или избегания{793}. Все эти сигналы и, соответственно, провоцируемые ими сосредоточение взгляда и совместное внимание, предположительно, помогают ребенку узнать не только свойства объекта и варианты взаимодействия с ним, но и значение произносимых слов{794}. В то же время указательные и прочие жесты и движения увязывают высказывания наставника с окружающей действительностью, наполняя незнакомые ребенку термины смыслом. Наставник может, указывая на тот участок камня, по которому нужно ударить, воскликнуть «Сюда!». Может изобразить рытье палкой, произнеся слово «Копай». Направляя движения ученика, можно говорить что-нибудь вроде «Нет, вот так». Как подтверждают результаты экспериментов, все это не просто предположения – именно так обычно и происходит, когда дети осваивают новые навыки{795}. Поэтому в контексте обучения не так уж трудно вообразить, как привязывался к окружающей действительности язык, состоявший поначалу не более чем из десятка слов, и как он разрастался в дальнейшем.