Неоконченная симфония Дарвина: Как культура формировала человеческий разум

Подобные примеры, конечно, удивительны, однако точность и устойчивость устной традиции все же имеют свои пределы, даже если пользоваться специальными мнемоническими приемами, такими, например, как песни, с помощью которых аборигены сохраняют и передают географические сведения. Тем не менее человеческую базу знаний дополнительно укрепляет создание – в основном опять же средствами культуры – внешних по отношению к нашему мозгу систем памяти, таких как записи, архитектура, живопись или кипу у инков. Без этого внешнего хранилища, в котором представлены все составляющие материальной культуры, не было бы взрывного роста кумулятивной культуры в последние 10 000 лет, поскольку это оно тысячекратно увеличивает совокупность знаний, доступных населению, и включает в себя зафиксированную в том или ином виде память тех, кто жил до нас{1192}. Даже у тех животных, которые демонстрируют какие-то зачатки культурной передачи, память использует преимущественно информацию, собранную в мозге, а объемы и долговечность данных, которые та или иная популяция способна таким образом удерживать, жестко ограничены. Вынесенная вовне и отличающаяся устойчивостью социальная информация у кого-либо, кроме человека, судя по всему, редкость. Так, некоторые виды муравьев могут оставлять феромонный след к источнику пищи, однако ориентир этот эфемерен и дольше суток обычно не держится{1193}. Человек же, то есть современное человеческое общество, в огромной мере полагается на коллективную, внешнюю, долговечную память, включающую ныне и книги, и записи, и библиотеки, и компьютерные базы данных, и интернет. Эти ресурсы – атрибут сообществ или даже глобального знания, а не отдельного человека{1194}. Фонды крупнейшей библиотеки мира – Британской, находящейся в Лондоне, – насчитывают около 170 млн единиц хранения. Среднестатистическая книга содержит около мегабайта информации, а значит, крупнейшая библиотека мира может хранить многие десятки терабайт информации. А объем информации, хранящейся сейчас в интернете, составляет, согласно недавним подсчетам, 1 200 000 терабайт{1195}. Внешние хранилища культурной памяти на несколько порядков превышают возможности памяти одного человека или даже объем коллективных знаний, накопленных тем или иным сообществом. Знание становится все труднее утратить, и храповик культурной эволюции продвигается еще на один зубец: в процессе, включающем в себя приобретение и потерю знаний, остается в основном одно сплошное приобретение. Теперь у нас другая крупная проблема: мы захлебываемся в потоках информации, и нам не удается эффективно ее фильтровать, чтобы определить, какая нам нужна в данный момент.

Таким образом, земледелие повлекло за собой не только всплеск инноваций, но еще взрывной рост населения и информационную перегрузку. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, земледелию понадобились благоприятные климат и почва, а также отличающаяся биоразнообразием местность, в которой нашлись бы подходящие для одомашнивания растения и животные. Но земледелие не возникнет само собой с появлением благоприятного климата. Оно как никакое другое занятие требовало, чтобы люди проявили изобретательность и приспосабливаемость и воспользовались представившейся возможностью, активно создавая условия, при которых земледелие будет экономически выгодным{1196}. Между тем, хотя положительных последствий у аграрной революции не счесть, она оказалась обоюдоострым оружием. Поезжайте сейчас в страны Плодородного полумесяца, и вы увидите, что те самые богатые растительные ресурсы, которыми так славится этот регион, истощаются из-за уничтожения естественных сред обитания, интенсификации обработки пахотных земель, передачи пограничных участков под сельскохозяйственные нужды, чрезмерной эксплуатации природных пастбищ и выгонов{1197}. И теперь колыбель земледелия всерьез и все сильнее рискует пасть жертвой не знающего удержу «дитяти», которого она когда-то баюкала. То же самое мы видим по всему миру. Если мы не выработаем на глобальном уровне достойный подход к управлению экосистемами, основанный на принципах устойчивого развития сельского хозяйства, никаких поражающих биоразнообразием зон на нашей планете не останется.