Самый тщедушный из пекинесов, воодушевленный примером своего товарища, продолжал тереться вокруг старшего инспектора. Сержант Карсфорн с удивлением наблюдал за этой сценой. Глядя со стороны, можно было подумать, что Хемингуэй приехал в Торнден исключительно для того, чтобы поиграть с собачонками миссис Мидхолм. Через несколько минут старший инспектор и миссис Мидхолм стали лучшими друзьями. Хемингуэй с самым искренним интересом расспрашивал о том, сколько и каких призов завоевала Улитка и сколько произвела на свет новых чемпионов. В конце концов его все же удалось проводить в дом. В столовой, в кресле-качалке сидела Мэвис Уоренби. Вряд ли в ее гардеробе не нашлось бы хорошего черного платья, соответствующего моменту, но тем не менее одета она была в совершенно не красящее ее простое платье из серого льна. Увидев вошедших, она встала и опасливо посмотрела на миссис Мидхолм.
— Миссис Мидхолм! — вопросительно и жалобно проговорила девушка.
— Нет никакого повода для беспокойства, моя дорогая, — проворковала миссис Мидхолм. — Эти молодые люди — детективы из Скотленд-ярда, но ты не должна нервничать. Тем более, я все время буду рядом.
— Ох, как я вам благодарна. Честно говоря, я, конечно, очень нервничаю, — благодарно проговорила Мэвис, бросив беглый взгляд на Хемингуэя. — Должно быть, все случившееся слишком потрясло меня. Я, конечно, понимаю, что должна быть готова к вопросам, и обещаю: расскажу и помогу всем, чем могу. Как бы больно мне ни было, но это — мой долг.
Мэвис без особого вдохновения пересказала всю историю, начиная с полудня прошлого дня, когда ушла в Седары, оставив мистера Уоренби одного, и о том, как говорила миссис Хасвел, что ей надо поторопиться домой, так как дядя остался один. Несмотря на то что Мэвис рассказывала эту историю далеко не впервые, каждый раз к ее повествованию добавлялись новые подробности. Особенно бросалось в глаза ее желание подчеркнуть, что, оставляя дядю одного, она уже томилась нехорошими предчувствиями. Но две основные детали, уже поведанные сержанту Карсфорну, она неукоснительно подтверждала: то, что не знает никого, кто мог бы таким образом свести счеты с мистером Уоренби, и то, что никого не заметила, когда услышала выстрел.
— Вы знаете, — чистосердечно призналась Мэвис, — я даже рада, что никого не видела. Это было бы так ужасно — знать кто! Ничто уже не в состоянии вернуть дядю, но все равно, лучше бы мне об этом не знать!
— Как я тебя понимаю, дорогая моя! — сочувственно проговорила миссис Мидхолм. — Но ты ведь не хочешь, чтобы мерзавец остался безнаказанным? Более того, мы не можем позволить, чтобы в нашем родном Торндене преспокойно расхаживал убийца! Никто из нас не сможет спать спокойно. Не думаю, что кому-то будет выгодно скрыть правду. Мы, инспектор, до вашего прихода говорили с Мэвис о том, кто мог бы сделать это.
— Да, я тоже не думаю, что кому-то захочется скрывать правду, — подтвердила Мэвис Дрожащим голосом.
— Дорогие дамы! — вмешался в разговор Хемингуэй. — Если у вас есть какие-то мысли по поводу того, кто мог это сделать, то ваш первейший долг — сообщить нам об этом.
— Господи, но я не знаю, просто не могу представить! — Мэвис чуть не рыдала.
— Мэвис, но это же не так, — запротестовала миссис Мидхолм. — Недостойно памяти твоего дяди скрывать от людей, расследующих его смерть, такие вещи. Ведь было бы крайне несправедливо — заявить, что у него не было врагов. Вовсе не хочу сказать, что в этом его вина, но ведь они были. От фактов никуда не денешься! Бог свидетель, я не хочу грешить на своих соседей, но мне очень хотелось бы знать, что делал Кенелм Линдейл после того, как покинул Седары. Я всегда считала, что в этих Линдейлах есть что-то скользкое. Сидят у себя на ферме, ни с кем не общаются, с виду не интересуются ничем происходящим в Торндене. Миссис Линдейл всегда очень легко сослаться на ребенка, но мне кажется, она просто нас чурается. Когда они приехали в Рашифорд, я сразу пошла к ним на ферму и приложила все усилия, чтобы подружиться с ней, но она с ходу дала понять, что к ним не стоит совать носа без особого приглашения, — с возмущением закончила миссис Мидхолм.
— А со мной она всегда была очень обходительна! — возразила Мэвис.
— Я и не хочу сказать, что она груба или невежлива, хотя неужели тебе никогда ничего не бросалось в глаза? — настаивала миссис Мидхолм. — Когда я расспрашивала ее о друзьях и родных, об их прежнем месте жительства, она всегда виляла! Именно увиливала. Я всегда подозревала, что она что-то скрывает. А это очень странно для молодой женщины — уходить от разговоров о своем прошлом. И еще я вам скажу одну вещь, — миссис Мидхолм повернулась к Хемингуэю. — У них никто никогда не гостит. Может, вы думаете, что к ним изредка приезжают его или ее родители, сестры или братья? Ошибаетесь! Ни-ког-да!
— Возможно, их нет в живых, — предположил Хемингуэй.
— Но не может же быть так, что у них никого нет в живых на всем белом свете. У каждого человека есть родственники! — негодовала Флора Мидхолм.