Неоконченный роман. Эльза

Пыльные вокзалы. Буйволовы кожи.
Стража, стража, стража — гром оружья и сапог.
На буфетных стойках перец, и оршад.
Женщины сидят печально на своих узлах —
Глаза у женщин, как маслины, лица маслянисты.

Какова же ты, страна жажды и быков?

Обожженная земля. Где мы и куда мы?

На огромном полотне осёл и человек,
Кувшин воды, и серый хлеб, и луковица, и холмы,
Однообразная равнина, по которой катим мы.

Как пудель, поезд наш бежит.

В закате — каталонский флаг.

Примо де Ривера.

В гостиницах в те времена вошло в обычай среди слуг

При помощи замочных скважин за приезжими следить.

Чтоб было все согласно ученью нашей церкви.

                    Я с первой стужей приехал в Мадрид.

                    Поселился я в этот год

                    На Пуэрта-дель-Соль. Эта площадь лежит
                    И ждет, что явится новый Сид
                    И широкий плащ развернет,
                    И будет снова плащом закрыт
                    Этот жалкий и гнусный сброд.
                    Но где же испанский народ?!

Примо де Ривера.

В Прадо можно увидеть то, что на улицах скрыто от глаз.

Я узнал тебя на рисунке Гойя
Коридорный, подслушивающий у дверей.

                    У этого мастера зоркий глаз

                    И совсем особенный дар
                    Выставлять, Испания, напоказ,
                    Как играешь ты в жмурки. Страшен подчас
                    Рассекреченный им кошмар.
                    Эта осень ужас вселяет в нас,
                    Нарисована бегло в вечерний час
                    Жирным дегтем твоим, Гибралтар.

Примо де Ривера.

Я проехал Сиерры твои,

Где идут города, причитая:
Саламанка, Авила, Толедо, Сеговия,
Алкала́ де Эна́рес.

                    Бесконечная, пыльная череда…

                    Я их, словно бы четки, низал,
                    Городки, городишки и города…
                    Шла дорога, петляя гуда и сюда,
                    Нависали поля. Дул неслыханный шквал
                    И твоих королей прогонял навсегда,
                    И нещадно осленка жалкого гнал
                    По дороге в Эскуриал.

Примо де Ривера.

Полустанок между зимой и летом,

Меж Андалузией и Кастилией,
На сарацинском перевале
Пел молодой слепец.

                    Откуда, юноша, ты постиг

                    Такую силу и мощь напева?
                    Из глубины твой голос возник,
                    Как будто покровы свои на миг
                    Ночь сорвала, обнажая чрево.
                    Жалоба сердца, чистый родник,
                    Это народа-страдальца крик,
                    Кинжалом он в сердце твое проник
                    Cante jondo[5], полное гнева.

Примо де Ривера, Примо де Ривера, Примо де Ривера.

О шум составов с гор, шум колес.

И вдруг наступает август месяц.
И ветерок внезапно донес
Апельсинов цветущих далекий запах.

Большой мавританский вечер в Кордове.

                    Пусть гитары поют на все голоса,

                    Пусть цыганка любви подражает.
                    От помады синеют ее волоса,
                    У нее, как у Шахерезады, глаза,
                    Бойко ножка ее взлетает.

                    Эта душная ночь творит чудеса

                    И тяжелым вином опьяняет.
                    Так иногда в Гренаде бывает.

Прямо до Ривера.

Опрокинут на землю бокал. Кровь течет и течет.

Жаль вина, это доброе было вино, Лорка!
Это красное было вино, цыганское было вино,
Лорка, Лоркито!
Поживем — увидим, нечет иль чет…
Поживем — увидим, время придет,
Чье вино еще будет пролито.

О разбитом бокале и речи нет.

Поживем — увидим, один ответ.
Так иногда в Гренаде бывает.
Ночь тяжелым и красным стаканом вина
Тяжело тебя опьяняет.

И в Гренаде вдруг наступает

Барабанов грозная тишина.