Неоновая библия

Назавтра цветные появились опять, но на сей раз с ними был один белый. Проповедник же не явился вовсе, поэтому когда уроки у нас закончились, все пни оказались выкорчеваны, и пустырь, скорее напоминавший большое поле, стал весь расчищен и выровнен. На следующий день начали подъезжать большие грузовики, и на всех желтыми буквами с черной тенью по одну сторону было написано: «Бобби Ли Тейлор, Мальчик, Узревший Свет, Чудо-Евангелист!» Из грузовиков цветные вынесли шесты и крупные полотна и стали воздвигать шатер. Поднялся он вполне себе высоко и накрыл почти все поле, когда они его достроили. Веревки, какими его привязали к колышкам в земле, аж на школьный двор тянулись, такой он был огромный. А когда поставили его, приехал грузовик поменьше с опилками – засыпать всю землю внутри.

И вот так его оставили где-то на неделю до того, как привезли стулья, и каждый день на обеденной переменке мальчишки ходили в шатер и устраивали там драки, кидаясь друг в друга опилками. Некоторые девчонки тоже ходили, но большие, из комнаты Мистера Фарни – им нравилось, чтоб большие мальчишки швыряли их в опилки, хоть и делали вид, будто злятся от этого.

Уроки заканчивались, и я шел домой, а весь воротник у меня был в опилках, и они мне спину щекотали там, где я их не мог вытряхнуть. Видно было, как все идут из шатра – по нескольку человек за раз, потому что уходить оттуда почти никому не хотелось, – и в волосах у них опилки, а сами изворачиваются спину себе почесать. Большие девчонки выходили, пальцами вычесывая опилки из длинных волос и разглаживая на себе мятые юбки. Всю дорогу домой большие мальчишки их толкали, обычно зажав одну между двумя мальчишками. А те визжали и хохотали, и пытались убежать, но не слишком старались.

Почти настало двадцать третье. К шатру приехал грузовик со стульями – деревянными и складными, и пока их ставили – так шумели, что Мисс Мор не могла урок вести. Из окна мы видели, как они выгружают из кузова стулья тонкие, как доски, а потом раскрывают их до полных стульев.

Сам Бобби Ли Тейлор приехал двадцать второго и выступил по радио, а его портрет напечатали в газете. По этому газетному снимку я не понял, на что он похож, потому что на таких картинках ничего не разберешь, если только это не президент Рузвельт или еще кто-нибудь, кого хорошо знаешь. Они такие темные, что глаза там у человека – большие черные точки, а волосы, похоже, на брови налезают. Все выглядят одинаково, кроме Рузвельта, потому что у него широкая голова, да Гитлера, потому что у него челка на лоб падает, так что не ошибешься.

В день бдения почти все ушли из школы, как только нас распустили. Все на него собирались, а потому шли домой приготовиться. Мама и Тетя Мэй про бдение не говорили, поэтому я и не думал, что мы туда пойдем. По всей Главной улице, пока я шел домой, магазины закрывались пораньше. Остановился Бобби Ли Тейлор в гостинице, и народ толпился на улице перед ней, стараясь протиснуться внутрь или выбраться наружу. На гостинице висела большая афиша с Бобби Ли Тейлором. Я слышал, живет он в номере за пятнадцать долларов в сутки, а это на третьем этаже – самом верхнем в гостинице. Их сдавать могли, только если через городок проезжал по-настоящему богатый человек, вроде сенатора штата или управляющего военным заводом.

Поужинав, мы вышли и сели на крыльце. Для марта погода стояла славная, и казалось, что у нас настоящий летний вечер. Внизу в долине-то ветра нет, а тут, на горке, сразу понимаешь, когда приходит март. Сосны тогда посвистывают, если солнечно, глина подсыхает, и ее надувает желтоватыми тучками на шлак во дворе, пока уж и не скажешь, что он там есть. А вот когда настает апрель, всю глину смывает, и видишь, что никуда шлак не делся, – и рад, потому что опять можно по нему ходить, а ботинки у тебя не вязнут.

Сегодня вечером большие огни горели возле школы, где стоял шатер. То был первый вечер, а это означало, что почти все там будут. Целый год прошел без бдений, и люди у нас в долине по ним изголодались. По Главной улице машины ехали бампер в бампер до самого ее конца. Я видел, как красные огоньки у них сзади сворачивают на школьный двор, останавливаются, снова выезжают. Стайки горожан шли по улицам, которые вели к шатру, останавливались подобрать другие кучки людей, стоявших под фонарями, и делались все крупнее и крупнее на каждом перекрестке, чем ближе подходили они к самому концу Главной. Там и люди с горок были. Их можно опознать по грузовикам, заляпанным затвердевшей глиной, что пытались запарковаться на обочинах. Я подумал, у скольких из этих грузовиков за рулем женщины, раз большинство мужчин теперь за морем. Водили они их, правда, неплохо, и я невольно подумал, как люди могут иногда делать такое, чего ни за что бы за ними не заподозрил.