Неоновые Боги

Она моргает на меня своими большими карими глазами и облизывает губы.

— Если… — Ее голос звучит так нерешительно, что я одновременно хочу заключить ее в объятия

и не хочу двигаться на случай, если она никогда не закончит это предложение. Она не оставляет меня в подвешенном состоянии надолго. — Если бы мы были другими людьми, тебе не пришлось бы умолять. Я бы пустила свои корни прямо здесь, в этом доме, и потребовалось бы катастрофическое событие, чтобы заставить меня уйти.

Если бы. Ключевое слово, жизненно важное слово, которое с таким же успехом могло бы стать стофутовой стеной между нами и тем будущим, которого я слишком глуп, чтобы не хотеть.

— Мы не другие люди.

Ее глаза немного блестят.

— Нет. Мы не другие люди.

Все мое тело тяжелеет, когда правда оседает в моих костях. Я люблю эту женщину. Я должен взять себя в руки, чтобы не сделать в точности то, что я сказал, не упасть на колени и не умолять ее остаться. Это нечестно по отношению к ней — выкидывать такой трюк. Я не хочу быть еще одним тюремщиком, на которого она будет обижаться. Персефона хочет свободы, и единственный способ, которым она может ее получить, — покинуть Олимп. Я не могу быть причиной, по которой она не выполняет свой план. Я отказываюсь быть ей.

Мой голос хриплый, когда я наконец выдавливаю слова. Не те, которые удержат ее со мной. Я мог бы любить ее — черт, от одной этой мысли у меня кружится голова, — но если я скажу ей, это все изменит. Это ловушка, в которую я не попадусь.

— Оставь мне частичку себя, маленькая сирена. Назови щенков.

Она поджимает губы и наконец кивает.

— Хорошо. — Персефона отступает назад, и я отпускаю ее. Я смотрю, как она наклоняется,

чтобы погладить щенков, которые теперь пытаются взобраться к ней на ноги. — Это будет Харибда.

— Харибда?

Она игнорирует меня. — А эта малышка будет Сциллой.

Я моргаю. — Эти имена — это… что-то.

— Так и есть, не так ли? — Она одаривает меня озорной улыбкой. — Они вырастут в них, я

уверена.

Джорджи врывается в комнату, бросает на нас один взгляд и упирает руки в бедра.

— Что вы все еще здесь делаете?

— Давать имена щенкам, — легко говорит Персефона. — Познакомьтесь с Цербером, Харибдой и

Сциллой.

Джорджи кивает, как будто эти имена совершенно нормальные и ожидаемые.

— Хорошие сильные имена для хороших сильных собак. А теперь убирайся отсюда и дай мне

поиграть с ними. — Она бросила один взгляд на нас, входивших в дверь раньше, и объявила щенков внуками, которых у нее никогда не будет. У меня такое чувство, что мне придется бороться с ней на руках, чтобы выиграть время с ними в будущем, но мы что-нибудь придумаем.

Я предлагаю Персефоне руку, и она кладет свою ладонь мне на предплечье, такая же грациозная и царственная, как королева, которой я назвал ее ранее. Пока мы идем по коридорам к подвальной комнате, я позволяю себе представить, на что это могло бы быть похоже, если бы у этого не было срока годности. Если бы она правила на моей стороне, темная королева для короля нижнего города.

Я бы не позволил ей бесконечно оставаться в тени. Я бы боролся за то, чтобы дать ей каждый кусочек солнечного света и счастья, которые смог бы найти.

Это не входит в наши планы.

Я заставляю свое внимание двигаться вперед и останавливаю нас прямо перед дверью.

— Ты же знаешь, как это бывает. Если ты передумаешь или захочешь, чтобы все прекратилось,

скажи мне, и все это прекратится.

Она одаривает меня подобием улыбки.

— Я знаю. — На секунду она выглядит взволнованной, но почти сразу же убирает его. — Я готова.

— Ничего страшного, если это не так.

Персефона открывает рот, кажется, передумывая.

— Я нервничаю больше, чем ожидала. В прошлый раз мы занимались сексом в тени, и даже

если бы люди смотрели, это было бы по-другому. Фантазия кажется такой горячей и настоящей, когда я думаю об этом, но знать, что это произойдет на самом деле, немного… пугающе.

Я изучаю выражение ее лица. Я не могу сказать, то ли у нее сильная нервозность, то ли она начинает жалеть, что попросила об этом.

— Ты не обязана этого делать.

— Я знаю. — Уверенность снова просачивается в ее тон. — Я знаю, что мне не нужно делать

ничего, чего я не хочу, когда я с тобой. — Персефона делает глубокий вдох и расправляет плечи. — Может быть, мы можем сыграть это на слух?

— Это звучит как план. — Я не знаю, что я сейчас чувствую. Я не против публичного секса в

центре внимания. При правильном участии заинтересованных сторон и четком наборе ожиданий это может быть чертовски жарко. Когда Персефона наконец призналась, что это то, чего она хочет, я был так же возбужден, как и она.

В ту ночь я не чувствовал себя таким разбитым. Я знал, что она мне небезразлична, но любовь? Я тридцать три года не испытывал этого чувства, так что наполовину убедил себя, что не способен на такие эмоции. Доверяю этой женщине, чтобы она сделала из меня лжеца.