Неос

Истребители тшу напоминали заостренные в центре изгиба бумеранги и были чрезвычайно опасны. Воевали пришельцы даже не звеньями, а целыми роями, непостижимым образом координируя атаки на разных направлениях. Рой перестраивался в зависимости от боевой обстановки. Менял концентрацию единиц при необходимости. Вас могут проигнорировать, говорил инструктор на брифинге, а могут обрушить на одно звено всю боевую мощь, если посчитают нужным.

Сражаться приходилось в кольцевых завихрениях, прижатых к экватору. Видимость близка к нулевой, вот только удаленному пилоту на это плевать. Есть датчики и радары. Электронный мозг истребителя собирает информацию из разных источников и формирует проекцию в голове оператора. Вы воспринимаете общую картину так, словно пользуетесь собственными органами чувств.

Тимур начал привыкать к многочисленным смертям.

Удаленные боевые операторы создали уникальную философию, отдаленно напоминавшую воззрения самураев средневековой Японии. Смерти не избежать, поэтому к ней надо относиться спокойно. Принять и полюбить. Смерть — это перезагрузка. Новые возможности, самосовершенствование. В этом и крылось главное отличие путей пилотов и воинов с изогнутыми катанами. Последние верили, что уходят из мира навсегда. Первые рассматривали виртуальную смерть как точку сохранения в бесконечной игре.

— Хрень собачья, — сказала Кэри, ловко орудуя палочками для еды в тайской закусочной Иштар-Сити. Им подали какую-то непонятную, но жутко вкусную лапшу в глубоких мисочках. — Это же не настоящая смерть. Мы не можем сравнивать, потому что никто не заглядывал за грань.

— Модель впечатляет, — заметил флегматичный Дэнг.

— Тебя впечатляет, — палочки Кэри презрительно щелкнули в воздухе. — Но не меня. Это эрзац. Флотские программисты ни черта не смыслят в метафизике. Всё, что мы чувствуем, — лишь отголоски их выдумок.

— Там есть логика, — возразил Тимур, подцепив палочками кусок тунца. — Люди иногда умирают, пилотируя корабли или перебрав с чувствительностью в игровых вселенных. Данные передаются в «черные ящики».

— И сохраняются на серверах, — добавил звеньевой с набитым ртом. — Ты не знала об этом?

— Вы говорите об электрических сигналах, — поморщилась Кэри. — Это оцифрованные оттенки боли.

— А ты о чем? — переспросил Тимур.

— Меня интересует то, что происходит после.

— Спроси у топ-менеджера какой-нибудь корпорации, — буркнул Дэнг. — Наделали себе дюжину дублей и обновляют их чуть ли не ежедневно.

— Не то, — скривилась девушка.

Лэй частенько вгоняла в ступор боевых товарищей. Эту сексуальную штучку порой тянуло к вещам настолько несусветным, что брала оторопь. Суждения Кэри порой раздражали, а иногда заставляли задуматься. Тимуру нравилась съехавшая с катушек удаленщица, но он понимал, что с лесби ничего не светит.

Когда их звено уничтожили в вихревом потоке Калии, друзья воскресли и принялись наперебой обсуждать впечатления. Тимур видел перед смертью черную тень одного из спутников, Кэри ничего не успела сообразить, а Дэнг заявил, что хочет остановить колесо Сансары.

— Ненавижу, — сказала Кэри, подразумевая тшу. — Эти ушлепки гораздо круче нас.

— Они — прирожденные пилоты, — согласился Дэнг.

— Дело не только в пилотировании, — задумчиво произнес Тимур. — Вы изучали характеристики «бумерангов»?

— Ханки, — поправила Лэй.

Ну, разумеется.

В культуре тшу имелось собственное название для истребителей.

— У них типа симбиоз, — Войтицкий обвел взглядом собеседников. — Врубаетесь? Ханки — полуразумные механизмы, эволюционирующие в ускоренном темпе. Тшу относятся к ним... как египтяне к кошкам. Или японцы к мечу. Больше, чем оружие.

— А что с характеристиками? — напомнила Кэри.

— Они двигаются быстрее, — сообщил Тимур. — Вы это заметили.

— У них есть инерция, — отмахнулся Дэнг.

— Верно. А еще — расширенный спектр восприятия, мощный арсенал и крутая система наведения.

— Пилот сидит внутри гребаного ханки, — возразила Кэри. — Мы просто обязаны надрать им задницы.

Сидит.

Внутри.

И это внушало Тимуру уважение. Когда ханки испарялись, тшу умирали. Навсегда. По-настоящему.

Разговор происходил в баре Верхней Арктиды. Локация, которую они, не сговариваясь, выбрали для перезагрузки и неформального разбора полетов.

Бар носил поэтическое название «Цветы зла». Хозяин разделил помещение на шесть секций, три из которых располагались в подвале, а остальные — на первом этаже пристенной гостиницы. В секции «Парижские картины» висели копии полотен знаменитых художников прошлого, причем все они датировались 1850-м годом. В «Мятеже» стены, пол и потолок представляли собой стилизованные микросхемы, что как бы намекало на восстание Диких Разумов. Звено Тимура выбрало для посиделок лаунж-зону «Смерть», по которой время от времени бродила голографическая фигура в темном балахоне. На стене красовалось изображение Анубиса с анкхом в руке, а столик был украшен фигуркой шакала.

— Вы знали, что Анубис отделяет невидимую часть мира от видимой? — как бы между прочим поинтересовался Дэнг.

— День и ночь, — фыркнула Лэй.