Неоспоримая любовь (ЛП)

Твою мать! Какого хера. Как он мог полностью потерять контроль? Он полностью сосредотачивался на контроле. Как шестнадцатилетка могла смести это все?

- Заебись, – проговорил он, протирая глаза ладонями. - Заебись. Я охуительно облажался.

- Да, именно так.

Он убрал руки. Проповедник стоял в нескольких шагах от него. Один.

Ничего хорошего. Ни одного свидетеля, который мог сдать Проповедника, если бы его, Дьюса, тело вообще нашли.

- Камеры висят по всему клубу, - проинформировал он его, - даже на лестницах.

Он кивнул. Если бы он включил голову, то сообразил бы и свалил оттуда. По всему его клубу тоже были вмонтированы камеры. Безопасность в этом бизнесе была гребаной необходимостью.

- Готов? – спросил Проповедник, доставая оружие. Он наблюдал, как тот спускает предохранитель.

Готов ли он был умереть? Нет.

Заслуживал ли он умереть? Да. Уже давно.

Собирался ли он поджать хвост и дать Проповеднику убить себя? Нет блять.

- В переулок, Дьюс. Сейчас, – Проповедник указал пистолетом.

Якобы сворачивая в сторону переулка, он потянулся за своим пистолетом, но не был достаточно проворен, и первая пуля Проповедника вошла в его правую ногу. Он попятился и упал на кучу мусора.

Ботинки Проповедника глухо ударялись об асфальт. Он собрался для последнего смертельного удара. Чертовски логично, сдохнуть здесь в ебаной куче мусора. Его старик всегда говорил, что он отброс. Так он себя и чувствовал.

Его тело дернулось, и боль взорвалась в его плече.

- Блять, - прохрипел он. Он ненавидел ловить пули. Вот дерьмо, все жгло и болело.

- Я позову твоих парней, чтобы они забрали тебя, - сказал Проповедник, удивив его, - к сожалению, ты нужен мне живым. Наши парни слишком увязли вместе, слишком много дерьма, с которым надо разобраться, к которому ты приложил руку. Первое, появишься рядом с моей девочкой снова – первый выстрел будет в твой хуй, второй - в голову. Второе, попытаешься мстить, и я выпотрошу каждого в твоем подразделении в Квинсе.

- Ясно, - прохрипел он. Поскольку его хуй и мозги нравились ему такими, какие они были, и ни один из его парней не заслуживал расплачиваться за его сраные грехи, он собирался никогда больше не появляться рядом с Евой Фокс.

Но судьба была той еще сукой.

И двумя годами позже она влепила ему пощечину.

Четвертая глава

Я обожала танцевать. Я обожала клуб «Красный». И я обожала мою лучшую подругу Ками. Она была при деньгах, я была при деньгах. Она была избалована, и я была избалована. Ей было безумно скучно, и меня все это достало до смерти.

Избалованные, заскучавшие, подавленные девчонки. С помощью такого же скучающего, избалованного и богатого паренька мы раздобыли поддельные водительские удостоверения и могли вырываться в наше счастливое место каждую субботнюю ночь, в клуб «Красный».

Лучшим в этом было то, что Фрэнки понятия не имел, где я.

У нас получалось проделывать этот номер с помощью соблазнительного шофера Ками, Джейкоба. Ками «сдали» ему под присмотр с тех пор, как ей исполнилось тринадцать, а Джейкобу – восемнадцать. Я была абсолютно уверена, что Джейкоб по уши влюблен в нее, но он уже давно бросил попытки добиться от Ками чего-либо большего, чем секс. Ками убедила себя, что переспать с множеством разных мужчин – это отличный способ дополучить то внимание, которого она была катастрофически лишена дома. Разумеется, это не сработало, но она не оставляла попыток.

Словом, вот как проходили мои субботы. Фрэнки высаживал меня у пентахуса Ками. Если ее родители были дома, мы прихорашивались, пока они не отправлялись в спальню, затем прошмыгивали по лестнице вниз на подземную парковку, где Джейкоб встречал нас и вывозил через запасной выезд, который использовался исключительно жильцами. Ловко ускользая от наблюдателей, приставленных ко мне Фрэнки, мы исчезали.

Свобода.

☼☼☼

Дьюс люто ненавидел Нью-Йорк. Так всегда было и будет.

Даже больше, чем он ненавидел Нью-Йорк, он ненавидел нью-йоркцев, населявших его. И больше, чем он ненавидел нью-йоркцев, он ненавидел нью-йоркские ночные клубы, заполненные нью-йоркцами.

Двое его парней прибыли с ним по делам. Они хотели сходить на вечеринку и выцепить по киске. И поскольку он тоже не отказался бы подцепить киску для себя, он увязался за ними. Лучше бы остался дожидаться их.

Он стоял у стены в забитом клубе, увешанном по всем стенам красным шелком, с гребаным красным дискоболом, вертящимся под потолком, окруженный от стены до стены пьяными дебилами, вертящими задницами друг перед другом под то, что, как он полагал, должно было называться музыкой. Хотя больше звучало, как телевизионный канал на профилактике, разбавленный дерьмовым битом.

Он был простым человеком. Ему нравилась кантри-музыка, мысль о том, что дома его ждет своя киска, и когда бочонки доверху заполнены пивом. Он не видел необходимости выряжаться для того, чтобы напиться и потрахаться. В итоге все выглядит примерно одинаково – слишком слюнявые поцелуи, шлепки кожи о кожу и мерзкое похмелье. Нахрена приукрашивать все это?