Неостывший лед

Я убрала книгу под свою кровать и направилась на кухню. Там кружили чудесные запахи картофельной запеканки и жарящегося мяса. Я не успела и слова сказать Бонни, как в кухню зашел Жан и бросил в мою сторону:

— А ну пошли за мной!

Переглянувшись с Бонни, я почти побежала за мужчиной, у которого был слишком широкий шаг. Если сейчас меня направят опять в темную комнату, я больше не смогу… Это какой-то кошмар наяву. Никаких сил у меня уже не было, чтобы провести там еще и следующую ночь.

Мы подошли к горящему камину. Рядом с ним сидела Николь, как всегда смотрящая журналы. Ее брата рядом не было.

— Николь!

Девушка вздрогнула от лающего голоса Жана. Журнал выпал из ее рук.

— Что, дядя?

— Ты сегодня была в Драконьем дворце?

— Да, мы заезжали пообедать туда.

— Кто это "мы"?

Не нравится мне все это. Даже моя мама, прознав, что я нарушила запрет ходить в Лес, таким тоном со мной не разговаривала. А здесь это считалось нормой. Этот Жан точно психопат. Такой, как он, и человека убить может. От этих жутких мыслей по моему телу пробежала дрожь.

— Я и мои подруги, — произнесла Николь, бросив короткий взгляд на меня.

— И вот этой не было? — спросил Жан, кивнув в мою сторону.

Прекрасно! Меня еще и по имени не называют. "Этой" достаточно одного кивка.

— Была, — уверенно проговорила Николь, и по взгляду Жана я поняла, что в непонятной всем, кроме психопата, викторине, это был совсем неправильный ответ.

— И ты считаешь, что официантам-северянам в этом дорогом ресторане можно обслуживать какую-то южанку?

— Ой, ну я не подумала… Да какая разница!

"Николь, остановись!" — подумала я с ужасом наблюдая, как багровеет лицо ее дяди, но та продолжала говорить про большие чаевые, которые оставила официантам.

— Это я виновата. Николь забыла сумочку в машине, и я посмела зайти в ресторан, чтобы отдать ее. — Не знаю, как я смогла произнести такое. Слова будто сами собой сорвались с моих губ.

— И ты не обедала там?

Какой же правильный ответ? Если соврать, а окажется, что Жану известно намного больше, то несдобровать нам обеим. Если сказать мягкую полуправду, может, все и обойдется.

— Подруги Николь усадили меня за стол, потому что хотели о многом расспросить.

Николь посмотрела на меня с благодарностью, но было уже поздно. Негодование и раздражение Жана чувствовались в воздухе. Он оценивающе посмотрел на меня, и взгляд его переместился на мое плечо. Моя рука машинально потянулась к брошке, но Жан оказался проворней. Одним движением он сорвал ее с платья и бросил в огонь. Я кинулась за ней, готовая голыми руками спасти мою белочку, но Жан крепко держал меня за плечи.

— Смотри. И запоминай. Ты — никчемная южанка. Ты не стоишь и мизинца северянина. Никогда, слышишь, никогда больше ты не будешь обедать в таких местах.

Я смотрела, как синее пламя навсегда поглотило память о друге, и понимала лишь одно: моей ненависти к этому человеку хватит настолько, чтобы отомстить за все, что он сделал или сделает. Сейчас главенствует Жан, но скоро все поменяется. И тогда он ответит за все.

— Это твое наказание, — произнес Жан и отпустил меня. Он повернулся к Николь, которая, кажется, даже плакала и указал рукой на подвал. — А твое ждет тебя внизу.

Николь послушно встала и первой сделала шаги в сторону темной комнаты. Жан последовал за ней и не глядя сказал мне:

— Николас заболел. Ты быстро отнесешь ему ужин в спальню, а потом идешь к себе. И чтобы я тебя не видел до утра. Ужин мне подаст Бонни.

— Слушаюсь, — проговорила я сквозь зубы, все еще неотрывно глядя на синий огонь. Он совсем не грел, такой же искусственный, как и все остальное здесь.

На кухне Бонни собрала поднос для Николаса, причитая про бедную девочку Николь, которой придется провести ночь в темноте. Я ничего не сказала, потому что мне тоже было ее жаль. А вот ее брата нисколечко! Его внезапная простуда — достойная награда за издевательство надо мной. И все-таки, я должна была признать, что пожалела и его, когда увидела при хорошем освещении его красные глаза и опухший нос. А ведь Николас заболел из-за меня, отдав мне свой джемпер. Я взглянула еще раз на него, лежавшего в постели под двойным одеялом, и все равно дрожащим от озноба. Положив поднос с едой и целебным напитком от Бонни, я приложила ладонь к разгоряченному лбу Николаса.

— Когда высокая температура, нельзя укрываться одеялом, тем более двумя, — произнесла я.

— Думаешь, я не знаю? Я — врач.

Какой надменный человек! Раз он все знает, то можно со спокойной совестью уйти. И все же… я задержалась чуть дольше, чем следовало, для успокоения своей совести проследила, чтобы Николас выпил всю чашку напитка Бонни. Есть он не хотел, и на этом я не настаивала.

— Спасибо, — прошептал Николас и скинул на пол одно из одеял.

— Пожалуйста, — ответила я, покидая его спальню, которая, к моему удивлению, не выглядела кипенно-белой. В ней присутствовали яркие вещи, а стены были выкрашены в теплый бежевый цвет.