Неостывший лед

В тот же день, осмелев из-за отсутствия хозяина дома, я прокралась в его кабинет, чтобы увидеть Ру и попрощаться с ним. То, что там было, повергло меня в леденящий душу ужас. Никогда раньше не случалось мне испытывать то, что почувствовала я. Словно я очутилась в темной комнате и все чудовища, снившиеся мне до этого, пришли навестить меня в реальности.

Кабинет был просторным, величиной с холл, но из-за того что был заставлен чучелами различных существ, казалось, что воздуха здесь не хватало. Больше половины из них я никогда не видела ни вживую, ни в книгах, которые читала. Но они были здесь, застывшие навсегда для забавы Жана. Остальные были узнаваемы, и в их остекленевших глазах навсегда застыла безысходность. Мне хотелось убежать из этой страшной комнаты и забыть все, что я увидела. Но мой маленький Ру был где-то здесь, а я хотела последний раз взглянуть на него и попросить прощения за то, что не уберегла, не смогла спасти.

Я прошла мимо василиска, его крылья были расправлены в стороны, а клюв открыт, будто он что-то кричал. Мне даже показалось, что его глаза моргнули, но такого ведь не могло случиться, потому что он был мертв. Я знала, что василиск умеет превращать одним лишь взглядом всех в камень, но сейчас мне было жаль и его.

Над самым потолком, как будто еще живой, всегда готовый возродиться из пепла, парил огненный феникс. Я остановилась, залюбовавшись им. Даже сейчас он выглядел гордым и величественным. Понимать то, что он, да и все эти существа, могли быть живы, но из-за прихоти одного человека их убили, было настолько страшно, что я прикрыла рукой глаза. Страшные люди, эти северяне. Но все-таки не все. В этом Интарион и моя мама оказались правы.

Я набралась смелости и убрала руку от глаз, внимательно просматривая все, что находилось в кабинете Жана. Моего грифона нигде не было видно. Крохотная, совсем призрачная надежда зародилась в моем сердце. Может, Ру остался жив, может, его лишь ранили, и он сумел спастись? Но тут же я замерла, увидев находившийся за столом Жана большой подиум, закрытый черной тканью. Там было что-то важное, то, чем гордился хозяин этого дома и не хотел показывать всем подряд. Мой пульс участился, удары сердца громко раздались в ушах. Я подошла к подиуму и откинула ткань. Черной тенью она метнулась к моим ногам, и крик ужаса чуть не сорвался с моих губ. Нет, там, за прозрачным стеклом витрины был не Ру, а крупный белый конь с длинным тонким рогом на лбу и огромными голубыми глазами, устремленными на меня. Сейчас я не помнила названия этого существа, хотя читала о нем в книгах, лишь чувствовала неведомый мне гнев на человека, ставшего причиной смерти этого прекрасного животного. Убивать все светлое и чистое в мире способен лишь тот, кто лишен этой чистоты. Живущий во тьме, не видящий ничего, кроме черного цвета, он распространяет вокруг себя лишь мрак. Поэтому слуги здесь ходят только в сером, а в саду почти не бывает ярких цветов. Поэтому самое любимое место Жана — темная комната, воплощение всего самого мрачного и безрадостного.

Я коснулась рукой стекла в том месте, где была голова этого могущественного коня, но едва достала до ноздрей. Мне хотелось сказать ему, что я сожалею ему, что не виновата в том, что с ним произошло. Отчего-то тягучее чувство вины смутило мою душу, и слезы полились из глаз, будто я сама была соучастницей этого преступления. Ноги больше не держали меня, и я упала на колени на холодном мраморном полу. Теперь моя голова была запрокинута вверх, потому что было невозможно оторвать взгляда от этого существа.

— Ты — единорог, — вдруг вспомнила я, как называлось это животное в книгах. Они обитали в Лесу, в тайном священном месте, куда человеку нельзя пробраться, потому что Лес не пускал. И тем страшнее было обнаружить его в виде чучела в этом доме. — Я отомщу за тебя, — прошептала я сквозь слезы. — За всех вас.

Наверное, от всего пережитого в этой комнате, от горьких слез мое зрение утратило ясность, и поэтому мне показалось, что единорог чуть заметно кивнул мне. Тем не менее, это неуловимое и совсем немыслимое наяву движение, вернуло мне прежнее спокойствие. Я смахнула рукой слезы и встала.

— Не забудь накрыть его, а то кое-кто разозлится.

Голос Николаса был все еще хриплым из-за простуды. Я обернулась. Он стоял совсем рядом со мной, а я и не слышала, как он подошел. Его лицо было осунувшимся и, то ли дело в освещении, то ли и вправду, казалось сероватого оттенка. А глаза, в которых почти всегда я замечала смешинку, сейчас были печальными. Да, это страшное место никого не располагало к веселью. Я подняла черную ткань у своих ног и попыталась накрыть витрину с единорогом, но это выходило плохо, потому что накинуть ткань так, чтобы она не сползала вниз, мне никак не удавалось.

— Скинуть накидку легче, чем снова ее надеть, — сказал Николас, помогая мне. Его высокий рост позволил справиться с задачей очень быстро.

— Убивать все хорошее легче, чем его возродить.

— Не знаю. — Николас поморщился и кашлянул. — Я не убивал. Что ты тут забыла?

— Искала Ру.

— Кого?

— Грифона.