Неотправленное письмо

— В этом и проявляется пренебрежение Сарафанова к расчету. Юг уже освоен. Юг нефтеносен. Юг уже вернул вложенные в него деньги и теперь дает чистую прибыль. Север же — сама неизвестность, неопределенность. Может быть, и есть здесь нефть, а может быть, и нету… Но деньги не любят импровизаций. Деньги любят расчет. По своей природе деньги всегда тяготеют к деньгам. Именно поэтому было бы наиболее целесообразно вкладывать деньги в южные районы, туда, куда они уже были вложены раньше. Согласны со мною?

— Нет, не согласен.

— Почему?

— Вы забываете о географии нашей страны. Расстояния — вот одно из самых главных наших богатств. Как ни одна страна в мире, мы имеем огромные площади, гигантские территории. Но мы еще не научились в полной мере пользоваться этим преимуществом. Мы еще чаще страдаем от своих расстояний, чем извлекаем из них выгоду.

— Слышу сарафановские интонации…

— А разве они так уж плохи?.. Идея Сарафанова состоит в том, чтобы предельно расширить районы поисков полезных ископаемых. Нам нужно, наконец, знать все о всей нашей земле! Что есть в каждой области, в каждом районе, на берегах каждой реки… Нет другого такого государства, которое владело бы таким количеством земли, каким владеем мы. И за это спасибо людям, которые жили на этой земле до нас, защищали ее от чужих притязаний. И сегодня мы обязаны научиться извлекать пользу из всей нашей земли. Вот в чем состоят идеи Сарафанова, если говорить коротко. И я не вижу причин, по которым нужно отвергать эти идеи. Не говоря уже о стратегическом значении. Ведь чем шире по стране будут расположены сырьевые базы и тяготеющие к ним промышленные комплексы, тем менее уязвима будет наша экономика для ядерных ударов в случае войны… Впрочем, вы все это знаете не хуже меня.

— Денег нет. Мы не разрабатываем многие известные месторождения, потому что не хватает денег.

— Чем больше будет известно месторождений, тем скорее найдутся деньги.

— Да, Сарафанов, я вижу, надежно обратил вас в свою веру.

— Я никогда не исповедую той веры, которую не разделяю сам.

— Надеюсь, что вы все-таки поняли, что лично против вас и против Сарафанова я ничего не имею…

— Будем считать, что понял.

— И мне остается только сожалеть, что вы не разделяете и не исповедуете мою точку зрения.

— Литература всегда была на стороне революционно настроенных людей.

— Вы считаете Сарафанова революционером?

— В своем деле — безусловно.

— А меня — ретроградом, рутинером, консерватором?

— Нет, по своему образу мышления вы просто сторонник эволюционного развития. Вы хотите постепенно приближаться к результату. Но сегодня это совершенно не соответствует ни духу времени, ни социальной природе той страны, в которой мы с вами живем…

15

— Разрешите, товарищ Немчинов?

— Пожалуйста, товарищ Щуров, пожалуйста.

— Я ненадолго. Всего два слова.

— Проходите, присаживайтесь.

— Ни от каких срочных дел не отрываю?

— Наши с вами общие дела сейчас самые срочные.

— Странно все-таки устроена жизнь: оба мы с вами коммунисты, люди ответственные, а находимся, как говорится, по разные стороны баррикад.

— Так про классовых врагов говорят — по разные стороны баррикад… А мы с вами, надеюсь, классовой вражды друг к другу не испытываем?

— Вот именно! Я как раз об этом и хотел поговорить.

— Слушаю вас.

— Можно иметь разные взгляды на вещи, но личной неприязни при этом быть не должно. Не так ли?

— Согласен.

— Мне показалось, что к Долженкову вы относитесь несколько предвзято. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь. Долженков мешает делу. Он здесь лишний человек. В другом месте он может оказаться очень полезным. А здесь ему не нужно оставаться. Он не любит Север. Здесь он лишний человек.

— Лишний человек? Это что-то из литературы. Онегин, кажется, был лишним человеком или Печорин…

— Я поясню свою мысль. Как бы ни сложилась работа нашей комиссии, нефть здесь мы все равно искать будем. Не найдем нефти, найдем что-нибудь другое. Совершенно пустой земля не бывает. Надо изучать свою землю… А Долженков не хочет изучать ту землю, по которой ходит. И его точка зрения противоречит общим, массовым настроениям жителей нашего района. Люди, живущие здесь, хотят двигать свою жизнь вперед, хотят свой жизненный уклад перевести на следующую, более высокую общественную и хозяйственную ступень. А Долженков этого не хочет. Следовательно, он мешает движению жизни вперед, мешает ее развитию. Вот и получается, что он здесь человек лишний.

— Товарищ Немчинов, я внимательно слушал вас. Теперь послушайте меня и вы… Ни Долженков, ни я — мы оба совершенно не имеем ничего против развития Глуховского района. Но вы — только один из районов одной из областей нашей огромной страны. А я — всесоюзная отрасль, разведка нефти и газа на территории всего Советского Союза. Наши интересы вошли в противоречие. Вы хотите одного, мы же хотим совершенно другого. Как быть? Кто нас рассудит?