Неоцен настоящий. 10 миллионов лет спустя

создавать немалые неудобства ряду питающихся корнями и подземными

побегами клещей и насекомых, а также, что более важно для растений,

растениям-конкурентам. Кислотоустойчивость сушильной травы легко

позволит ей занять не только равнины, но и даже болотистые места,

вытеснив за счёт своей экспансивности ряд болотных прибрежных растений.

Однако все травы также высушивают местность, создавая для себя чуть

сухую почву, особенно, экспансивные — типа злаков и пырея в частности.

Поэтому мелкие болота и грязевые топи в неоцене будут уничтожены как

экосистема раз и навсегда. Как и среда обитания для хищных растений.

Останутся лишь крупные болота, которые даже сушильной траве высушить не

под силу, и берега их будут украшены уже новым потомком сушильной травы,

камышовым пыреем (Elytrigia repens neocenum), который вытеснит камыш и

станет расти гуще любого околоводного растения за всю историю Земли.

Этим он даст тихий приют колоссальному множеству представителей

неоценовой континентальной околоводной фауны всех классов. Появится

новая обширная среда обитания, а именно околоводные травянистые равнины.

К слову, большая активность фотосинтеза увеличит содержание кислорода в

воздухе на три-четыре процента. В сухой сезон, то есть, зимой, «ударная

работа» будет меньше. Поэтому колеблющееся в течение года 23,5-25%

содержание кислорода в степном воздухе будет нормой для неоцена!

Но не вся флора на суше будет представлена одной травой.

Кустарники, потомки ежевики (род Rubus), первоначально разводимой людьми в таких

условиях в качестве пищевой культуры, разводимого людьми же боярышника

(род Crataegus) и просто дикого терновника (Prunus spinоsa) с рядом

других, займут все места некогда вымерших из-за вырубки лесов деревьев.

Однако леса, чащи, будут иными, чем во времена голоцена. Дело в том, что

кустарник растёт гуще деревьев, а наиболее густа его листва. Таким

образом, у растений подлеска в таких условиях нет шансов быть

сколько-нибудь разнообразными и богато произрастающими. Чаще всего, в

новых кустарниковых лесах подлеска вообще нет и не будет! Во всех

широтах они будут похожими.

Зато будет совсем другое. Сырость в таких лесах будет выше средней, создавая как бы свои субтропики.

Сушильная трава в этих местах расти не сможет, так как сам C4 тип

фотосинтеза, характерный для трав, всегда нуждается в большом количестве

по понятным причинам недоступного в этих чащах — для низкорослых

растений — света. Мох тоже не сможет там расти. Но без подлеска нижний

ярус леса не будет совсем мёртвым: огромное количество грибов и

некоторые растения-паразиты, эквивалент заразихи, тоже потомки пырея

ползучего (Elytrigia repens parasitarium), с наименованием «пырей

паразитический», будет произрастать здесь. Для защиты от животных

основания стволов всех кустарниковых деревьев будут часто покрыты шипами

и даже — терн неоценовый древесный (Prunus spinоsa neocenum) — чисто

защитными ветвями, специально покрытыми шипами со жгучей смолой. У ряда

низкорослых разновидностей тёрна неоценового — тёрн неоценовый смолистый

(Prunus spinоsa neocenum gumminous) шипы изрядно редуцируются в пользу

усиления выделения особо липкой и жгучей смолы. Терновые деревья (Prunus

spinosa neocenum) в неоцене станут доминирующим новым семейством,

образованное терновыми, упомянутыми выше. Как и ежевичные (Rubus

neocenun) и боярышниковые деревья (Crataegus neocenum). Их число видов

превзойдёт число любых других видов древесной флоры, и плоды будут более

разнообразны, чем у кого-либо в голоцене. Ибо они — самый идеальный

инструмент для приманивания животных, которые будут также в немалой

степени уничтожать молодые ростки терновых деревьев и расчищать прочим

деревьям место для произрастания. Но шипы и живучесть шипастых не даст —

пока что не даст — уничтожить бойкий потомок старого доброго терна

окончательно, что создаст между этими тремя семействами деревьев как бы

вооружённый нейтралитет, экологическое равновесие. Тем более, что

потомок терна и сам даст убежище немалому числу неоценовых животных,

нередко прямых и косвенных симбионтов. В голоцене так делает тропическая

акация и её муравьи-охранники. Такой симбиоз повторится с другими

участниками.

В степи и лесостепи терновник будет в меньшей конкурентной борьбе, чем в густых чащах, потому лесостепные — и нередко

горные терновые кусты и деревья — станут куда более разнообразны по

формам и числу видов, чем даже в кустарниковом лесу. В чистой степи их

будет куда меньше из-за давления сушильных трав, но их плоды будут

привлекать животных на километры в округе, как и места для гнездования

птиц.

Как и ещё один инструмент изменения ландшафта.

Кислородоотнимающий комплекс для борьбы с закислением почвы у ряда малорослых терновых

деревьев и кустарников степи и лесостепи тоже будет интенсифицировать

свою работу, но не для закисления почв, а прямо наоборот. Кислород при

прямом связывании с водородом от сушильной травы будет, как бы ни

звучало это странным для нашего уха, уменьшать кислотность среды в

почве, что даст возможность расти чуть менее стойким к кислотности среды