Неоцен настоящий. 10 миллионов лет спустя

растениям и через увеличение содержания кислорода в почве — грибам.

Это, в свою очередь, сильно укрепит почвенную микоризу, помогающую любым

деревьям расти. Разнообразие степных грибов, как и общее число

питающихся грибами животных, будет около мест произрастания степных

терновых деревьев выше, чем где-то ещё в мире. Ну, в кустарниковых лесах

только больше грибов будет. Хотя изначально уцелеют лишь ядовитые для

людей виды, прочие животные определённых видов могут питаться ядовитыми

для людей разновидностями, а в затем в неоцене появятся и съедобные для

всех грибы. Все из базидиомицетов, кстати.

В горах терновые кустарники будут доминировать, низкорослые терновые деревья от них в

этом не отстанут. Они будут производить огромное число плодов для всяких

горных обитателей и нередко могут перейти к одно-двухлетним формам.

Сушильные травы будут ощущать себя в этих местах немного хуже, чем в

степи, но вовсе не вымрут и адаптируются в огромном числе видов.

А как же пустыни? И они заселены флорой, произошедшей от верблюжьей

колючки (Alhagi) и различных однолетников, а также разновидностей

растения-камня (семейство Mesembryanthemaceae). Первый в этом списке

после исчезновения высоких пальм из-за деятельности человека стал

колючим верблюжьим деревом (Alhagi camelus neocenum), чьи особенности

физиологии — секреция смол с сахаром, например, — сделала его спасением

для пустынной и полупустынной фауны. Однолетники станут расти около

него, в его тени, тоже приманивая разнообразных животных в эти новые

оазисы. Если такое растение начнёт долго произрастать у воды, то в

скором времени появится аналог морской фасоли, которое доверяет воде

закрытое защитной оболочкой семечко или весь стручок и таким образом

распространяет в тёплых широтах свои семена. Такая «фасоль» есть, это

морская колючая ива (Alhagi camelus neocenum aquaticus). Её заросли

заменяют собой мангр в устьях рек и покрывают морские берега на радость

зерноядным и стручкоядным животным.

Кстати, у многих растений продолжится редукция пыльцевого зерна. Клетки-спутницы пропадут совсем

как рудимент, а триплоидный эндосперм, запас пищи для роста пыльцевой

трубки, станет более концентрированным. Это ускорит опыление в несколько

раз, что даст растению преимущество в виде большего темпа созревания

его семян, что позволит «ускоренному» растению вытеснить прочих. В

неоцене сохранятся лишь такие наземные растения.

Среди водяных растений нитчатые водоросли (Ulvophyceae) в морях и эстуариях, и харовые

водоросли (Charophyceae) в пресной воде станут доминантными видами,

заполнив собой все ниши, оставленные другими вымершими многоклеточными

водорослями. Харовые виды так и вовсе образуют на мелководье густые

подводные леса, населённые преобильной фауной. Рифы, уничтоженные в

голоцене, станут водорослевыми и мало будут отличаться от морских лесов,

от которых произойдут. Защитная белковая оболочка нитчатой водоросли

может обызвеститься при наличии высокого содержания минералов в воде,

что с лихвой им обеспечит ледниковая эрозия околоморского грунта.

Таким образом, водорослевые рифы не будут расти вдали от устьев рек или

только в тропиках: в широтах умеренного климата они разрастутся около

суши по всем материкам и будут чувствовать себя намного лучше, чем рифы

коралловые. Их площадь будет умножать не только биоразнообразие, но и

биомассу каждого вида, а океанские течения, куда более сильные и поэтому

охватывающие большие акватории, чем в голоцене, будут создавать в морях

и собственно рифах неповторимый узор из обильных, разнообразных видов.

Главное отличие флоры неоцена от прочих эпох будет в том, что в связи с самой

большой в истории растительного мира устойчивостью получившихся

жизненных форм во всех широтах степи из сушильной травы с её

околоводными потомками вместе, терновые леса и кусты, а также леса из

ежевики и боярышника будут похожими друг на друга и отличаться лишь

малым числом деталей!

Кстати говоря, отдельный мутировавший вид сушильной травы, темновой пырей (Elytrigia repens noctis) смог сделать

то, что не смог до него ни один вид растений Земли. Способность расти в

кислой среде и трансформация кислородоотнимающего комплекса привела к

тому, что ему больше не нужен свет для метаболизма. Водород для реакции с

NADP — собственно, для чего нужен свет при фотосинтезе, для поставки

водорода из расщеплённой кислородоотнимающим комплексом воды этому

веществу! — он сам может извлекать просто из кислых вод, что позволило

ему вообще обходиться без света как такового. Кислые водные источники по

берегам сразу же заросли темновым пыреем полностью, а далее он смог

проникнуть под землю. В пещеры и на берега подземных рек, формируя там

кое-какой грунт, что позволяет жить там и некоторым представителям более

богатой, чем ранее до этого, фауне! Тем более, что в пещерах благодаря

хемосинтезу там уровень углекислоты так же низок, как на поверхности,

чего никогда за всю историю Земли не было, что позволило расти и жить

там некоторым представителям адаптировавшейся к тьме подземелий степной

фауны, привычной к сушильной траве и её потомкам.