Неотвратимость

Такси остановилось напротив «Таверны Даффи». Чарльз рассчитался с таксистом, вышел из машины и, размяв затекшую спину, закурил. Билл уже ждал его у бара, приветливо махал ему рукой, стоило только тому заметить старого друга. Среднего роста мужчина, уже переваливший за сорок. Рыжеватые волосы, практически идеально зачесанные назад, в них уже явно проглядывалась проседь. Высокий лоб испещрен морщинами, похожими на приливные волны или силуэты далеких горных хребтов. Пышущие, из-под нависших бровей добродушием и энергией, темно-зеленые глаза. Массивный нос. Аккуратно постриженные усы и борода, что чуть ли не полностью скрывала верхнюю губу. Если сверху они еще отливали рыжеватым, напоминающим ржавчину, оттенком, то на подбородке и шее уже поблескивали благородным серебром. Левое ухо Билла было куда более оттопырено, нежели правое. Несмотря на это, он сразу создавал впечатление серьезного, даже слегка грубоватого, вспыльчивого человека. И надо отметить, это первое впечатление не далеко ушло от истины. На Билле был темно-серый костюм в крупную клетку, бирюзовая однотонная сорочка и темный галстук с узором. Чарльз был уверен на все сто, что на ремне, спрятанном от посторонних глаз полами пиджака, висел полицейский жетон, а в кобуре под левой рукой, всегда наготове Sig Sauer P226.

– Привет, Билл! – пожал ему руку Чарльз.

– Отлично выглядишь, старина, – Билл добродушно похлопал приятеля по плечу, – ну что, вперед. У меня знатно пересохла глотка, пока тебя ждал. Где ты там застрял?

«Таверна Даффи» нисколько не изменилась с последнего их визита. Стены из красного кирпича, со временем растерявшего свой былой яркий оттенок. Просторный зал, в котором расположились столы для бильярда, музыкальный автомат, а в самом углу небольшая сцена, на которой не упускали возможности выступать практически все, мало-мальски стоящие местные группы. Билл и Чарльз выбрали себе один из немногочисленных свободных столиков и заказали себе выпить. Оба по стакану Гиннеса, но Билл, у которого, судя по всему, в дальних родственниках затесались ирландцы, сразу же попросил к пиву рюмку Джеймесона, безо льда.

– Когда мы с тобой последний раз, вот так, спокойно сидели в баре? – начал Билл.

– Я честно, не считал, – коротко и неуверенно улыбнулся Чарльз.

Последовал легкий, но звонкий удар стеклянных стаканов. Оба сделали по хорошему глотку пива.

– Ну, как там у тебя дела? Как твоя детективная практика?

– Да не особо, если честно. Занимаюсь поиском нелепых мелких собачонок, роюсь в грязном белье недоверчивых супругов, пытаясь выяснить что-то об их изменах. Временами пытаюсь найти пропавших людей. В общем – сбылась мечта идиота.

– Знаешь, мы в Департаменте занимаемся той же херней, только с кровью, трупами, насилием и сотней другой бумажек в придачу. А так, те же яйца, только в профиль. Сам не знаю, как я до сих пор терплю все это дерьмо.

– Да, понимаю, – подтвердил Чарльз.

– А то. И все же, к удивлению, у тебя терпения, оказалось куда меньше.

Билл, сам того не желая, ударил по больному. В памяти отчетливо всплыла та, пропитанная безумием, ночь. Бьющий в нос резкий аромат озона, витающий в воздухе после разбушевавшейся грозы. Полная луна, зловеще нависшая огромным нем глазом над пустынным полем. Фреди Хойт стоящий на коленях, прямо в луже грязи. И разъяренный, потерявший самообладание, Чарльз за его спиной, уверенно направивший свой табельный пистолет прямиком ему в затылок. Неистовый стук сердца в груди, что заглушал даже голос Хойта. Если бы Билл тогда не успел, он бы точно пристрелил его. Одним выстрелом, вышиб бы из его никчемной черепной коробки всю ту мерзопакостную гниль, что тухла там годами. Но на его счастье, Билл все-таки успел вовремя. За такой проступок не просто бы выгнали из Департамента, но им удалось выкрутиться, а возникшие неровности загладить. Но Чарльзу пришлось оставить карьеру детектива Департамента.

– Да, я не устану тебя благодарить, за то, что помог мне выкрутиться. До сих пор с трудом верится, что мне удалось выйти из той передряги относительно сухим.

– Да, чего уж там, – махнул рукой Билл, – но знаешь… меня до сих пор интересует вот что. Тот случай. Все дело было в Бэтти Джин?

– Да, именно в ней, – после некоторой паузы и с неохотой ответил Чарльз, – это чудовищное хладнокровие… я не был к такому готов. Вообще сомневаюсь, что к подобному можно быть хоть как-то готовым.

– Ох, даже вспоминать не хочу. Больные мрази. Это не то, что нелюди, а даже хуже диких зверей, – скривился Билл.

– Кстати о Хойте… Как все-таки удалось его приговорить к смертной казни?

– Это долгая история. Говнюк пытался выкрутиться всеми возможными способами. Писал разные жалобы и нелепые ходатайства, что затягивало процесс и сбор улик. По всему штату ведь наследили. Ну, это ты и сам помнишь. А что творилось на суде, ты бы видел. Его адвакатишко, Клемент Гоган, как он выступал. Боже. Представляешь, говорил, будто бы Малыш Рэд есть продукт нашего общества! Мол, и он сам, когда был молод, так же всех ненавидел, презирал. Втирал нам, что надо пощадить бедного юношу.

– Серьезно?