НЕОЖИДАННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ

Позднее найдут его тело, может, когда будут разбирать свалку для строительства новой улицы. И если еще не будет слишком поздно, то поймут, что он умер после того, как у него вынули глаза и срезали веки, а длинный шов — это свидетельство того, что у него вырвали сердце, почки и печень. Купить можно все.

Все продается. А этот товар доступен не каждому. Хороший товар, господа, качество гарантировано.

12

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

изменит человек лицо земли.

Он будет считать себя хозяином

лесов и пастбищ,

он пролетит все небо, перепашет земли,

избороздит все реки и моря.

Но земля станет бесплодной и голой,

воздух будет гореть и вода дурно пахнуть.

Жизнь будет вянуть — человек уж растратит

к веку тому всего мира богатство,

и станет он, как одинокий волк,

жить в ненависти своей.

Этим летом не было ни ветерка. Жара стала невыносимой. Казалось, ее можно было потрогать рукой, она клеилась к коже, проникала в горло, всему вокруг придавала необычный ореол, и даже Парфенон трудно было разглядеть в гадком вязком тумане.

Однако такое явление не было упомянуто в старых рукописях ни у историков, ни у тех писателей, кто в пятом столетии от Рождества Христова основал демократию и принципы политической мысли. Наоборот, в их записях Афины и другие города-государства описываются как места, очищаемые легким ветром, который несет запах моря и ароматы средиземноморских ландшафтов.

Когда Вассиликос размышлял об этом над своим письменным столом, перед ним вставали вопросы. Или изменился климат, или современные греки стали так восприимчивы, что уже не переносят жары?

Он высунулся из окна. Он жил в верхней части города и мог видеть его лежащим у своих ног: он был покрыт толстым, почти коричневым облаком, которое душило город. Об этом говорил долетавший до его окна глухой и хаотичный автомобильный гул, перебиваемый сиренами полицейских машин и карет «скорой помощи».

Жара, влажность, густота свинцом и ядовитыми газами насыщенного воздуха перекрывали горло целому городу. Больницы были полны стариками и малыми детьми, астматиками, которым нечем было больше помочь, потому что не хватало кислородных масок.

Детям советовали оставаться дома или — как в Милане, в Мехико и других городах мира — выходить в центр города только в противогазе. За несколько часов он становился черным от густого жирного налета. Было решено ежедневно на несколько часов запрещать автомобильное движение. Но это ничего не дало. Удушающий колпак стал еще более плотным.

Пока Вассиликос несколько минут смотрел на город, он не мог понять, представились ли ему картины будущего, или он действительно видел все это на самом деле. Он закашлялся и не мог остановиться. Он закрыл окно и принялся писать, поскольку это было его профессией.

«Прогресс» — с этого слова он начал свой короткий рассказ.

13

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

то даже дети будут на продажу.

А некоторых возьмут как жертву

для гнусных наслаждений, чтоб прикоснуться к юной коже.

С другими станут обращаться, как со скотом ничтожным.

Неприкосновенная слабость ребенка будет забыта,

и тайна детства канет в Лету.

Жеребенком он объезженным предстанет,

ягненком зарезанным, со спущенной кровью.

А человек будет знать лишь жестокость.

После долгого полета над лесом самолет лег на курс в направлении города. Он казался белым, освещенный яркими опознавательными знаками, отражавшимися в широкой водной глади. Вода выглядела будто блестящий ящичек для драгоценностей, единственным украшением в котором был самолет.

Пассажиры, преимущественно мужчины, — выходили постепенно. После того как они выполнили формальности на таможне и в полиции и шли по зданию аэропорта, внезапно каждого из них окружили стайки детей.

Каждому из них было примерно лет двенадцать. На их гладких загорелых лицах выделялись чрезвычайно белые зубы. Они были одеты в незастегнутые пестрые рубашки так, что были видны впалые животы и бархатная кожа. Их в основном светлые брюки плотно обтягивали тонкие ноги. Дальше стояли молодые люди постарше, прислонясь к стеклянным перегородкам и скрестив руки на груди. Казалось, они наблюдали за происходящим, будто в засаде, как охотники, спустившие на дичь своих собак.