Он сидел в затянутом черной кожей кресле и дремал с раскрытой газетой на коленях. На экране телевизора один за другим сменялись сюжеты. Время от времени мужчина поднимал голову, открывал глаза и смотрел на экран. Рядом на полу играл его сын. Жена иногда заходила в комнату. Неожиданно она сказала: «Это просто ужасно». Ребенок перестал играть. Мужчина поднял голову. На экране были голые дети, сидевшие на корточках на полу неосвещенного помещения. Они были похожи на больших черных насекомых с огромными голодными глазами, на брошенных на погибель стариков. У некоторых из них были видны незаживающие раны, над которыми роились мухи.
«Такое показывать нельзя, — сказал мужчина. — В это время телевизор смотрят и дети».
Он лихорадочно стал искать пульт и выругался, не найдя его под рукой.
Ребенок спросил: «Что это было? И где?» «Далеко, очень далеко, ты играй, играй», — сказал отец. А мать все причитала: «Это ужасно, бедные люди».
Мужчина стал говорить, что эти люди с их неразвитыми гигиеническими навыками, обычаями и культурными традициями далеко не такие, как люди здесь, в цивилизованных странах. «Они плачут», — сказал ребенок. Репортаж уже заканчивался, и мужчина перестал искать пульт. Стали показывать машины, которые неистовствовали в гонках «Формулы-1». И мужчина восторгался, что эти пилоты — люди фантастические, они ездят со скоростью больше чем триста километров в час.
На следующий день ребенок сказал, что в школе его попросили принести килограмм риса. Мужчина пожал плечами. «Конечно, я дам тебе, и ты отнесешь», — сказала мать.
«Это для детей, которых показывали вчера вечером», — объяснил ребенок.
«Ну, если им это доставит удовольствие», — ответил отец.
Он раскрыл газету. Его интересовали экономические новости. Сообщалось, что Международный валютный фонд не может рассматривать вопрос о снижении задолженностей для стран, имеющих большие долги. «Этого еще не хватало, — проговорил мужчина. — О чем они думают? Что мы их — кормить будем?»
«Я есть хочу, мама», — сказал ребенок. «Иди кушать, мой любимый, иди, мое сокро-о-вище».
11
Семья жила на окраине большого города, в одной из хижин, сложенной из досок, жести, картона и камней. Как сотни тысяч людей в этих трущобах, которые возникли на брошенном за непригодностью для обработки куске земли. Если шел сильный тропический дождь, он все сметал на своем пути и тащил за собой хижины вместе с женщинами, детьми и стариками. Потом мужчины искали в завалах, перемешанных с грязью, тела и вещи. Строились заново. И никто не мог изменить этого установившегося порядка.
Много ли детей живет в таких трущобах? Они копошатся в мусоре, воюют с птицами и собаками за право ковыряться в кучах отбросов, беспрестанно уничтожая этих своих злейших врагов. В свои короткие еще руки они берут длинные палки, чтобы было сподручнее выковыривать из-за изгороди что-то интересное и уцелевшие консервные банки. Они наполняют мешки и продают, что добыли, за жалкие гроши. Часто они воруют, ордами высыпая в городские кварталы, грабят магазинные витрины, нападают на одиноких пассажиров.
Они — «городские дикари». Часто кто-нибудь исчезает навсегда. Кого это беспокоит? Кого это интересует? Его место в группе ему подобных затягивается после его исчезновения так же, как водная гладь, поглотившая камень. Был ли он убит однажды ночью на углу улицы полицейским из «эскадрона смерти», который борется за городскую чистоту и порядок? Или бросился в глаза тому, кого называют «вампирами»? Будучи ребенком, выросшим в грязи, в уличной нищете, он силен вопреки всему. Поэтому он принадлежит к тем, кто выживет в любом случае.
Слабые умрут. Но у него смуглая кожа и сильные мышцы. Он может быстро бегать. У него отличный слух. Он предчувствует опасность. Хорошая добыча для вампиров.
Ему расставляют капканы. Его заманивают купюрой. Он недоверчив, но деньги есть деньги. И вот он, беспомощен и гол, бьется в багажнике автомашины. Рот его заклеен, чтобы он не издал ни звука.
Что происходит в его душе? Кто знает? Он — поверженный и спутанный зверь.