НЕОЖИДАННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ

Дети брались нести багаж путешественников, вставали на цыпочки, чтобы прошептать им что-то на ухо. Тогда эти зрелые мужчины, которые прилетели с другого конца света, начинали смеяться, сначала стыдливо, затем громче, как будто ими овладевало какое-то опьянение. Затем они с одним или двумя детьми втискивались в длинные желтые такси.

Через некоторое время, когда пригород оставался позади, такси останавливались перед большими отелями, перед дверьми которых тоже было полным-полно подростков, только одетых в шорты и ослепительно белые рубашки, будто именно таким образом отличаются те, кто приехал из аэропорта, от тех, кто всегда торчит в городе.

Дети сопровождали клиентов вплоть до стойки администратора. Мужчины из Европы, Японии или Австралии наверх в свои комнаты поднимались одни. Нужно хотя бы поддерживать видимость приличия и законопослушности. Потом дети тоже поднялись на лифте — юноши и девушки, их было трудно отличить друг от друга. Они легко постучали в полуоткрытые двери комнат. Мужчина сидел перед мини-баром со стаканом спиртного в руке. На лбу его выступил пот.

«Заходи», — скажет он ребенку приказным тоном или, скорее всего, со стеснением в голосе. Это зависит от клиента.

Но ребенок всегда податлив и будет улыбаться.

Хорошая дрессировка.

14

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

то взгляд и дух людей окажутся

в тюрьме.

Они напьются пьяны и не заметят,

как шаржем и отражением плохих зеркал

им правду мира вдруг заменят,

и с ними будут делать то, что делают с овцой.

Тогда сбегутся хищники и

птицы злые и сгонят в стадо их,

чтобы к обрыву легче довести

и одного стравить с другим.

С них снимут шкуру,

чтоб добыть их шерсть и кожу,

и если это человек переживет, душа его

пребудет разоренной.

Вахтер не видел, как мужчина вошел в здание. Мужчина не мог знать кода входной двери, но, наверное, проскользнул за кем-нибудь из жильцов дома. Когда вахтер позднее услышал взрывы, он и не подумал о том, что они произошли на третьем этаже, где жил известный человек, а ныне пенсионер. Его прошлое, как говорили, было темным и вроде бы со дня на день его могли вызвать в суд. Но слухи пока ничем не подтверждались. Известный пенсионер держался особняком, из дома выходил, только чтобы выгулять свою собаку. Вахтер не заметил и того, как мужчина вышел из дома. Что в здании что-то произошло, он заметил только тогда, когда полицейские ворвались в подъезд, распахнув все двери, и побежали вверх по лестнице.

Он был слишком увлечен тем, что видел и слышал по телевидению. Мужчина рассказывал дюжине журналистов, почему он убил известного пенсионера. При этом он яростно жестикулировал и оборачивался в сторону каждого фотографа, что столпились вокруг него, как будто просил его сфотографировать. Он говорил, что является «общественным мстителем», и повторял это как заклинание, в котором ему слышалось величие и которым он сам был восхищен, глядя в юпитеры широко раскрытыми глазами, слегка покачиваясь, как пьяный, будто под воздействием волн, излучаемых объективами видеокамер, фотоаппаратов и микрофонами.

Он произнес: «Я хочу сказать всему миру, и я говорю всему миру. Я был бы рад, если бы вы показали в прямом эфире, как я судил его. Но разве вы бы пришли? Тем не менее об этом должен узнать весь мир». Полицейские выталкивали вахтера из его будки, но он, казалось, не слышал их и вряд ли понимал, что происходит. Его глаза смотрели на экран, где убийца все рассказывал о содеянном.

Вахтер наконец услышал, что ему говорили, когда после специального выпуска новостей передали вечернюю программу и закрутилось колесо очередной викторины. Ему было жаль, что он не досмотрит передачу, но полицейские тянули его за рукав. Покидая свою будку, он слышал, как ведущая шоу воскликнула с воздетыми к небесам руками: «Живите дольше, живите лучше, с этим чудом — телевидением! Осуществите свою мечту! Один, два, три, каков ваш ответ? Приз?» «Да, да!» — кричали люди в студии и громко хлопали в ладоши.

15

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

без веры править будут господа,

безвинным немощным народом помыкая.

Они лицо свое сокроют и скроют имена.

Их замки неприступные укроются в лесах.

И участь каждого и всех они решать возьмутся.

Но никого чужого с собой не позовут в собранье,