НЕОЖИДАННЫЕ ПРЕДСКАЗАНИЯ

Их могли звать и Мириам, и Георг, и Владимир. Они могли бегать на морском берегу или прыгать по камням в горах. Они все равно были бы сыновьями и дочерьми своих родителей — мусульман, евреев или христиан, православных, католиков или маронитов. Ни религия, ни местность здесь значения не имеют. Они играли, как играют дети. Они играли с радостной безмятежностью, на которую способны только дети, слишком долго прятавшиеся от света, совершенно внезапно озарившего их, когда со всей силой проснулась жизнь, а юность неудержимо проложила себе дорогу и вынесла их на солнце.

Вокруг них была война. Война, полная ненависти, война без правил. Одна из тех гражданских войн, в которых убивают людей с простотой, будто валят деревья. И хотя они видели вокруг себя и смерть своих друзей и подружек, и родителей, они не верили в собственную смерть. Они были детьми, и солнце сияло. Из окна своих полуразрушенных домов за ними наблюдали родители и снова и снова звали их домой.

Им не хотелось опять вызывать дьявола из его обители. Но кто этот демон? Мусульманин? Еврей? Христианин, православный, католик или маронит? Это зависит от места и точки зрения. Но разве дети, играя, думают о дьяволе?

А он принимает человеческое обличье.

Издали, из других окон, в прицелы снайперских винтовок за детьми наблюдали другие люди, — впрочем, достойно ли их это слово?

Один из них подал знак. Вскоре после этого на покрытом снегом склоне лежали три неподвижных тела, а снег был красным от детской крови.

9

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

люди последуют крови и вере.

Но ни один не внемлет мучениям

сердца ребенка,

выброшенного, как птенец из гнезда,

никто не укроет его от удара руки

в перчатке с кованым железом.

Ненависть переполнит землю, хоть она

считает себя спокойной.

Никому не будет пошады — ни старикам,

ни убогим калекам.

Жилища сожгут и разграбят.

Одних людей заменят другие,

и все будут взгляд отводить в сторону,

чтобы не видеть обесчещенных женщин.

Деревня была окружена лесами и горами. Все дома были построены из дерева, и около каждого был маленький огород. Окна украшали маленькие, наполненные цветами корзинки. Старые женщины сидели на верандах и чистили овощи, в то время как их дочки или падчерицы вешали белье на веревки, натянутые между деревьями. Все женщины носили платочки. Проезжали мимо повозки с сеном. Слышен собачий лай. Кругом был мир. Женщины от одного дома к другому разносили вести, а дети через забор лазали друг к другу в гости.

Кто они были? Какому богу молились? Разве это кого-то взволновало? Одни ходят в церкви, увенчанные куполами, блестящими на солнце. Другие — в мечеть, минарет которой высоко видно за деревьями.

Десятилетиями так шла жизнь. Но однажды ночью деревня была разбужена шумом и грохотом моторов, и земля содрогнулась от рева гусеничных машин. Когда мужчины вышли утром из своих домов, они увидели танки, перекрывшие оба выхода из деревни. Мужчины в маскировочной униформе, натянув на лицо черные маски, ходили патрулями и врывались в дома. Запахло дымом. Это был первый дом, который погиб в огне. Женщины голосили.

Крестьяне проходили мимо, положив руки на голову, а солдаты ударами хлыста, как скот, подгоняли их. Они шли к лесу.

Через несколько минут раздался грохот пулемета. Снова возопили женщины. Некоторые из них метались, расцарапывая себе грудь, рвали на себе волосы, воздев руки к небу. Лица их были искажены страхом, в глазах застыл ужас. Снова горели дома. Согнали некоторых жителей деревни и повели опять.

Соседи отворачивали лица, стараясь не встретиться с ними взглядом. Каждый из них теперь вспомнил, в какого Бога верил его сосед.

Собаки, бродившие по руинам опустевших домов, выли о смерти.

10

Когда придет тысячелетье за нынешним

тысячелетием вослед,

все будут знать, что в разных уголках земли

творится. Увидят детей,

чьи кости торчат через кожу,

и тех, чьи глазницы кишат червями,

и тех, в которых стреляют как в крыс.

Человек, что увидит все это, лицом отвернется —

для него нет выше личных забот.

Как милость, бросит горстку ржи,

а сам спит на мешках добра.

Что дал он правою рукой,

назад он заберет другой.