Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Приезжая к которому-нибудь врагу своему или вообще куда бы то ни было, в сердцах, русский богатырь обыкновенно "в палату идёт бездокладочно, не спрашивает у ворот приворотников, у дверей не спрашивает придверников, всех он взашей прочь отталкивает, смело проходит в палаты княжеские, — и вслед за тем те идут, жалобу творят". Черта совершенно восточная. У царской или ханской резиденции всегда стоят приворотники и придверники; примеры тому в Магабгарате, Рамаяне, сказках Сомадевы, "Шах-Намэ", "Гессер-Хане", "Дзанглуне" и т. д. очень многочисленны. Но всего чаще в монгольских и тюркских поэмах и песнях пространно рассказывается, как приезжий богатырь оттолкнул этих придверников, и когда входил силою, какие тут произошли разговоры. В индийских и персидских поэмах мы не встречаем таких сцен насилия. В виде особенно характерного примера можно представить следующее место, из одной песни минусинских татар. Богатырь Канак-Калеш приезжает к страшной ханше, и 60 богатырей не хотят пропустить его к ней в жилище. "Сюда нельзя входить без позволения", — говорят они. Канак-Калеш отвечает: "Экие вы чудные люди! Неужели я стану ждать на дворе, пока хозяйка придёт?" И он сильною рукою отпихнул от входа всех 60 богатырей, подступивших к нему и хотевших помешать ему войти; после того он спокойно вошёл к ханше".

Богатыри русских былин часто посылаются князем Владимиром "справлять дани-выходы, за старые годы и за нынешние". Такой задачи мы не находим в числе подвигов индийских и персидских богатырей. Но в поэмах и песнях монгольских и тюркских народов это мотив, встречающийся очень часто. Там ханы и их богатыри поминутно в разъездах за сбором дани с подвластных народов. Так, например, богатырь Алтен-Кус восемь лет собирает такие дани; два брата-богатыря девять лет собирают такие же дани; Калангар-Таидши с братом Катай-Ханом и шурином Сокай-Алтеном требуют дани с Хан-Миргэна, а тот 40 лет противится этому требованию; три богатыря являются требовать от имела своего хана дани от ойротского князя Конгодоя и т. д. Такие отношения — естественное следствие набегов, поминутно случающихся в жизни кочевых народов.

Особенность наших богатырских боёв та, что победитель (естественным образом всегда русский богатырь) хватает своего врага и бросает "выше дерева стоячего, ниже облака ходячего", садится побеждённому на грудь и убивает его своеобразным способом: "скоро спорол ему груди белые, вынимал у него сердце с печенью, скоро затмил очи ясные". Всё это боевые приёмы монгольских и тюркских поэм и песен, особенно тюркских. Богатыри сибирско-тюркских песен хватают врага и бросают его вверх "под свод небесный, промежду чёрных облаков" или же "к небу вверху, к чёрной земле внизу"; эти же богатыри, победив врага, режут ему грудь и вынимают сердце: так, алтайский богатырь Алактай взрезывает грудь семиголовому Иельбегену, побеждённому им, и вынимает оттуда сердце; точно так же он побеждает чудовище Монгус-Пакая и вынимает у него сердце; кызыльский мальчик-богатырь бросает своего огромного противника в воздух, по том "садится на него, выхватывает саблю и порет ему грудь"; отпуская своего племянника, кызыльского же богатыря Иолтан-Мергэна на под виги, старый Тёрёмён-Мёкё в виде прочих наставлений говорит ему: "Пори грудь богатырей!" По всей вероятности, этот способ убивания врага зависит от распространённого в Азии, и особенно у монгольских и тюркских племён, поверия, что кровь из сердца и печень врага излечивают от болезней и даже возвращают жизнь, на чём основано множество легенд и рассказов, очень разнообразных. Таких боевых приёмов мы не встречаем ни в индийских, ни в персидских поэмах. Там никогда в воздух не бросают врага, а побеждённых убивают не иначе как отрубая или, ещё чаще, отрезывая им голову.