Неожиданный Владимир Стасов. ПРОИСХОЖДЕНИЕ РУССКИХ БЫЛИН

Мы упоминали выше, что в наших былинах нет речи ни о танцовщицах, ни о пении и музыке целым хором, во время пиров, столь часто упоминаемых персидскими и индийскими поэмами при описании пира. Между тем, пение хором, эта отличительная черта всех славянских народов, и особенно русского, непременно должно было бы стоять на первом плане при описании пиров, пирушек и всяких вообще праздников, если б былины созданы были коренным нашим народным творчеством. Но и вне пиров и праздников наши былины не упоминают об игре и пении хором. Вместо того много раз говорится в наших былинах об одиночном пении и игре на гуслях. Добрыня, Соловей Будимирович, Ставр-боярин, Садко играют на гуслях, сами поют. В индийских и персидских поэмах все герои и вообще действующие лица очень любят музыку и пение; они играют на лирах, винах, лютнях, инструментах вроде гитары и поют с этим аккомпанементом. Рустем играет на лире даже в дороге, для отдыха, в промежутке между двух подвигов, и особенно примечательно, что в персидской поэме говорится о "шёлковых струнах" на лире точно так же, как в наших былинах о "шёлковых тетивочках" на гуслях. Но едва ли не чаще и не пространнее всех остальных любят упоминать о музыке и пении богатырей поэмы и песни племён монгольских (в том числе калмыцкого) и тюркских. Их богатыри обыкновенно играют на "арфах" со множеством струн: на одних из них 24 струны, на других 40, на иных даже 60. Сибирско-тюркские песни говорят нам про "горизонтально лежащие арфы"; значит, мы под ними и должны разуметь наши многострунные гусли. Послушаем сибирско-тюркские рассказы об игре богатырей: "Таска Маттыр (богатырь) заиграл на 40-струнной лежачей арфе и играл 40 разных мелодий. Юдзенг очень удивлялся этому. "Никто не умеет так играть! Кому ещё сыграть, как ты, 40 мелодий?" Старые люди жалобно плакали, слушая игру, птицы летучие повёртывались назад и три раза летали там вокруг"… "Приехав издалека, молодой Таска Маттыр (переряженный и никем не узнаваемый) вошёл в дом, сел у дверей. Жена Юдзенг-Пэга сказала: "Мой муж вот уже два месяца как уехал на войну. Скоро он воротится, и я со служанками готовлю водку". Сорокаструнный ядыган (лежачая арфа) лежал на чёрном ящике; юноша взял ядыган, приладил из-под низу подставку, заиграл; он играл те же мелодии, что и прежде, но играл их не совсем хорошо. Жена Юдзенгова спросила: "Разве ты здешней деревни?" "Да, я здешней деревни". — "От кого же ты слышал эти песни?" — "От Таски-Маттыря я их слышал". "Играй же, играй!" — сказала она. И он стал играть, только играл не совсем хорошо. Потом ушёл прочь"… Скоро потом возвращается Юдзенг-Пэг с войны и, выслушав рассказ о неизвестном юноше, посылает за ним. Таска-Маттыр приходит, нарочно надев, чтоб его не узнали, гадкие сапоги, гадкую шубу, гадкую шапку. Его заставляет Юдзенг играть. "Он взял ядыган, приладил из-под низу подставку и заиграл. Он сыграл все 40 песен, но играл их не совсем хорошо. Юдзенг-Пэг поставил перед ним водки; юноша выпил и стал играть лучше, тот ему ещё налил, он заиграл ещё лучше. А как он выпил третьим разом, тут уж он стал играть на славу и запел: "Таска-Маттыр уехал отсюда вот тому три года назад, в других странах побывал он; а сам богатырь, сам могучий Таска-Маттыр не умирал ещё!" После того он сбросил с себя свой наряд и показался в настоящем своём виде. Они стали разговаривать, плакать, потом пошёл у них пир. Таска-Маттыр играл на 40-струнном ядыгане, играл чудно, все слушали и дивились". Сравним с этим рассказы былин. Добрыня, точно так же как Таска-Маттыр, возвратившийся домой "переодетый в другое платье и никем не узнаваемый, входит в палату княжескую, садится в углу, на печку мурамленую, натягивает тетивочки шёлковые на тыя струночки золочёные; учал по струночкам похаживать, учил он голосом поваживать; играет-то в Царе-Граде, а на выигрыш берёт всё в Киеве он, от старого всех до малого. Тут все на пиру призамолкнули, сами говорят таково слово: "Что не быть это удалой скоморошине, а кому не надо быть русскому, быть удалому доброму молодцу!" После того князь Владимир начинает подносить, одну за другою, чары зелена вина переряженному Добрыне, тот их пьёт, но тут же опускает перстень в одну чару; тогда жена узнаёт его, они целуются, обнимаются, и после пошёл пир. Кажется, никаких комментариев здесь не надобно: близкое родство обеих песен, в общем и подробностях, само бросается в глаза. Рассказ об инструментальной музыке нашего богатыря — чистейшая копия с азиатского.