«Беспокойные», сколько бы их ни было (а их, как правило, бывало много), неизбежно становились самыми заметными из всего временного народонаселения лоджи. За столами они, как и англичане, располагались вместе, однако на этом сходство заканчивалось. «Беспокойные» являлись глубокими и не маскирующимися коллективистами и всё делали «по команде». «Команда» вряд ли определялась каким-то руководящим нажимом – например, как у нас в Советском Союзе; «команда» выглядела органичной. Она не мешала проявлять самостоятельность любому члену группы, но потребность жить «по команде» была, вероятно, присущей генетически.
Сдвинув столы, «беспокойные» начинали метать на них еду. Свою еду, привезённую из своей не слишком далёкой от Непала страны. Много еды. В больших контейнерах и малых боксиках, в коробках и коробчушках, бутылях и бутылочках. Еда источала сильный и резкий запах. Сначала пряный. Потом острый и всё более обостряющийся. И плавно переходящий в вонь. Простите меня, «беспокойные», я не хотел вас оскорбить. Просто для кого-то один продукт прокисший, а для другого – выдержанный, для одного некоторое блюдо пахучее, а для другого – вонючее. «Беспокойные» не жадничали и угощали принесённой едой посетителей лоджи. Посетители вежливо пробовали и хвалили, употребляя слова из родного языка: «остренько», «рiзко», «spicy». У кого-то проба усваивалась, а у некоторых быстро вылетало обратно.
Но это не самое интересное, а вернее, не самое особенное у «беспокойных». В лоджах, как я неоднократно докладывал, в 2000-х, в отличие от более раннего периода, находилось полно всякого спиртного: и пива, и красненького, и крепенького. «Беспокойные» пили очень аккуратно, заказывая на нос всего по банке пива объемом ноль целых тридцать три сотых литра и крепостью не более пяти градусов. Такие подробности очень важны, поскольку после маленькой банки с пивом у «беспокойных» начиналось безудержное веселье. Они хором пели песни, плясали, совершали розыгрыши, иногда очень по-доброму вовлекая в игрища окружающую публику. Потом – далеко не все, а только некоторые – просили банку повторить…
По мере её высасывания веселье перемежалось спорами и выяснением отношений. «Беспокойные» очень эмоциональны: отношения выяснялись на повышенных тонах, переходящих в крики, со взмахами рук, переходящими… в потасовки. Да-да, после двух банок начинался мордобой. Не массовый, конечно, но одна, а то и две пары молодцов (женщин я за этим делом не замечал) дрались обязательно. Такие вот они… корейцы. Южные, разумеется. Северных сюда не отпускают.
У американцев мало интересного. Максимальное дополнение, которое вы сможете найти к многократно нарисованному образу гражданина североамериканских штатов, это… незаметность. Человек как человек. Прямо из нашей советской песни, где «человек проходит как хозяин». К чему американцу выделяться, раз он и так хозяин? Он держит себя, будто бы уже зашёл не меньше чем на Эверест и смотрит на окружающих прямо оттуда. Американец вежлив. Американец правилен. Он не пьёт, не курит и внимательно изучает надписи на упаковках. В разговоре американец беспрестанно улыбается, говорит «о!» или «о, really?!» и норовит похлопать тебя по плечу. Чрезвычайно милы американские бабушки и дедушки. Они не хлопают никого по плечу, а просто тихо перемещаются, находясь в полной уверенности, что всё и все вокруг созданы специально для них. Если возникает повод усомниться в этом, они с удивлением и укоризной покачивают головами…
Наконец вы встречаете брата-славянина. Славянин чаще всего узнаётся сразу по признакам… Да чёрт его знает, по каким признакам. Он может быть одет в фирменную спортивную одежду, иметь такую же экипировку – всё новое и дорогое. В таком случае это, видимо, обеспеченный славянин. Или выглядеть скромнее, хотя вы не увидите в Гималаях человека, у которого «выштопан на штормовке лавины предательский след». Скромно – это обычный прикид и снаряга постарее и победнее. Но и первые, и вторые легко вписываются в определение «наши».