Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Нашёл Миколка средство добывать себе постоянно от одного разлюбезного человека «двойчатки», то есть фальшивые жестянки[250], помимо своей настоящей, и стал с такими «двойчатками» выезжать к Варшавской, а не то к Московской железной дороге, где всегда перед прибытием поезда толчется огромная гурьба извозчиков и их экипажей.

— Пожалуйте, сударь со мной, — кричит он приезжему, у которого заметил в руках саквояж или небольшой чемоданчик. — Извольте билетец, а мне вещи пожалуйте, я до санок донесу, — предлагает он, сунув приезжему свою «двойчатку» и вырвав у него из рук чемоданчик.

Как только почувствует он на себе эту приятную ношу, так тотчас норовит юркнуть в толпу и затеряться между экипажами. Добравшись до своих саней, Миколка проворно суёт «благоприобретенную» поклажу вниз под полость и удирает восвояси, то есть в какое-нибудь заведение хорошо знакомое, где он может беспрепятственно, по дружбе да по секрету, «переколотить» маклаку-буфетчику либо маклаку-половому свой «вольный товар» на чистые денежки.

— Хочешь, что ль, к молодцам нашим присламиться[251], — предлагает маклак Миколке, — ты парень клёвый[252], и на эфти дела, кажись, больно шустёр.

— А что делать понадобится? — вопрошает клёвый парень.

— Да немного. Клей[253] один выгорает нонешней ночью — так надо будет с жоржем[254] одним ухрять[255] от фараонов[256] при вольном товаре. Третий слам получишь[257]. Идёт что-ли?

— Зачем нейдти? Идёт, только чарку магарычного на впрыски для зарученья поставь, — соглашается Миколка, и, хлопнув по ладоням, заручается в воровскую шайку со специальной целью увозить покражу и мазуриков от места преступления.

Впрочем, это последняя профессия относится преимущественно к так называемым лихачам, которые сами заслуживают отдельного очерка.

Итак, Миколка делается негодяем. Но виноват ли в этом Миколка?