Неписанная любовь (ЛП)

— Ты помнишь, что Tia y Tio (дядя и тетя) усыновили меня? — мы говорили об этом в прошлом году, но я никогда не уточнял, почему меня усыновили. Только то, что я переехал из Мексики на озеро Вистерия, когда мне было примерно столько же, сколько ему, после смерти обоих родителей.

Нико утвердительно кивает.

— Моя жизнь до переезда в Лейк-Вистерию была не самой лучшей.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты знаешь, что у всех животных есть грустные истории?

Глаза Нико наполняются слезами, и я сжимаю его маленькую ручку в своей.

— У меня тоже была такая история.

— Была? — его голос дрожит.

— Да. У моих родителей были… проблемы, — с азартными играми. Наркотиками. Изменами. Мной. — Они не заботились обо мне так, как должны были.

Элли наклоняется вперед и сжимает мое плечо так, что я и не подозревал, что нуждаюсь в этом. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее, и замечаю, что сочувствие льется из нее густыми волнами.

Она вскользь упомянула о своем плохом отце, пытаясь подбодрить меня, но, думаю, до сих пор я не понимал, что она имела в виду. Мы смотрим друг на друга одинаковыми взглядами, полными гноящейся боли, которая, кажется, никогда полностью не уйдет, сколько бы времени ни прошло.

С каждым прошептанным признанием Элли собирает в ладони еще одну струну моего сердца, навсегда привязывая меня к себе.

Мне и так нелегко справиться с влечением, так что если ей удастся прорваться сквозь мою эмоциональную защиту, я проиграю.

Я первым разрываю зрительный контакт и встречаюсь с водянистым взглядом сына.

— Я не люблю говорить об этом, в основном потому, что сейчас со мной все в порядке, но именно по этой причине мне нравится спасать раненых животных. Потому что мне тоже было больно, и я знаю, каково это.

Мой сын удивляет меня: он спрыгивает со стула, заползает ко мне на колени и обхватывает своими маленькими ручками мою шею. Его объятия согревают холодную часть моего сердца, которая всегда боялась заводить с ним подобные разговоры, отчасти потому, что я не хотел, чтобы он видел меня слабым или сломленным.

Я хочу, чтобы он воспринимал меня как сильного, способного родителя, который всегда будет рядом с ним, даже в самые тяжелые времена.

— Мне жаль, что ты пострадал, Papi (папа), — Нико обнимает меня.

Я обнимаю его в ответ.

— Это не твоя вина.

— Я знаю, но мне все равно жаль. И грустно.

Я смотрю на Элли и вижу, что она смотрит на нас туманными глазами.

— Ты настоящий супергерой, — говорит она.

Я никогда не считал себя героем чьих-либо историй, и в первую очередь истории Нико, но заявление Элли заставляет меня желать этого.

Глава 24

Элли

Я вызвалась уложить Нико спать. Когда я выхожу из его спальни после двух сказок на ночь, я обнаруживаю Рафаэля, сидящего перед пианино. Он нерешительно нажимает на одну из клавиш, а затем отдергивает руку, делая вид, будто его застали за чем-то, чего он не должен был делать.

Черт. Как мило видеть его таким неуверенным.

— Если ты боишься разбудить Нико, то не стоит. Он спит как мертвый, — говорю я, пугая его.

Он еле заметно улыбается.

— Я знаю.

— Тебе интересно научиться играть? — спрашиваю я, не задумываясь.

Он смотрит на клавиши.

— Пока не уверен.

Я подхожу к пианино и предлагаю ему пересесть. Наши бока соприкасаются, когда я сажусь рядом с ним, и его бедро постоянно прижимается к моему, пока я провожу руками по клавишам.

— Фортепиано было первым инструментом, на котором я научилась играть.

Он слегка поворачивается, чтобы получше меня рассмотреть.

— Правда?

— Да. Мама сама меня научила.

— Я думал, тебя учил отчим.

— Сначала нет. Он стал учить меня уже позже, когда мы с мамой переехали на озеро Вистерия.

Рафаэль с интересом наклоняет голову.

— Ты родилась не здесь?

— Нет. Я с озера Уиндермир. Когда моя мама подала на развод, ей захотелось сменить обстановку, но она не могла уехать далеко из-за прав на опеку, поэтому озеро Вистерия было очевидным выбором.

— Хм. Близко, но не слишком.

— Именно, — я начинаю играть простую мелодию, чтобы заполнить тишину, и мое тело мягко покачивается в такт музыке. Рафаэль вздрагивает, когда я прижимаюсь к нему, но в конце концов расслабляется, когда одна песня переходит в другую.

— Я хотел присоединиться к группе. Еще в школе.

Я так удивлена его заявлением, что случайно нажимаю не на ту клавишу.

— Хотел?

Он кивает.

— Что тебя остановило?

Он снова замолкает, но я отказываюсь упускать этот кусочек информации, пока он не расскажет больше.

— Только не говори мне, что ты беспокоился о том, что испортишь свою репутацию, или что-то подобное, — поддразниваю я. Участие в оркестре школы Вистерия не было самым желанным факультативом, но людям нравились наши выступления настолько, что они оставались на перерыв и посещали наши сезонные шоу, поэтому я никогда не чувствовала себя неловко, будучи частью группы барабанщиков. Я даже гордилась этим, особенно после того, как мы выиграли чемпионат штата.

Он смотрит на меня уголком глаза.

— А если и так?

— Я бы сказала, что это невероятное клише, — и разочарование.