Неписанный закон

– Но, Лу, подумай сама, как же иначе поступить?

– Должно быт, это неизбежно, – сказала она, смущенно глядя на него, – но я никогда об этом не думала. Не знаю, довольна ли я.

– Со временем узнаешь, – серьезно ответил он.

Он поднялся и протянул ей руку.

– Прощай.

Она с беспокойством взглянула на него.

– Ты когда уедешь?

– Завтра утром.

– А вернешься?

– К чему мне возвращаться сюда?

– Не сердись на меня, Эд. Я правда люблю тебя. Я бы рада не любить тебя, да не могу.

Она покраснела и вопросительно посмотрела на него. Он схватил ее за руку и привлек к себе.

– Я все это знаю, моя милая, – мягко сказал он, – но тебе следует подумать о том, о чем я тебе только что говорил.

– Хорошо было бы, если бы тебе можно было остаться здесь, а мне ни о чем не думать.

Когда они, наконец, расстались, Лу заметила, что её щеки мокры от слез. Никогда еще в жизни она не переживала подобных минут. Она шла, как во сне, умиротворенная и счастливая. Нарождались новые, неясные еще вопросы, тревожные сомнения, но она гнала их прочь от себя. Дома мать наверное устроит ей сцену, не Лу была совершенно спокойна и ничего не боялась теперь. Отныне она на веки связана с Эдом.

– Я весь день провела с Дорой, – сказала она матери, и не дожидаясь дальнейших расспросов, прошла к себе в комнату.

Весь следующий день она была очень задумчива и не вполне верила в реальность вчерашнего объяснения в сквере. Иногда ей казалось, что это случилось не с нею, а с каким то третьим лицом. Сперва она решила все рассказать Доре, но потом отдумала. Она помолвлена! Как это странно. Как то ей будет житься замужем? Но при одном этом слове ей становилось страшно и она старалась думать о другом.

Она просила Адамса не писать ей, желая оградить себя от излишних неприятностей. День шел за днем, а она все еще не решалась заговорит о нем с матерью. Ей было очень скучно без него, она тяготилась разлукой с ним и своим одиночеством.

Глава XII

Вильям Ретинг принял, по-видимому близко к сердцу тяжелое горе Фишеров и выказал большое участие семье своего двоюродного брата. Действовал он не без расчета. Он знал отлично, что у Карла имеются небольшие сбережения и ему очень хотелось вложить их в одно маленькое, задуманное им предприятие, но он молчал пока, предполагая, что эти деньги временно конфискованы судом. Когда он узнал, что при обыске у Карла не нашли ничего, кроме пачки фальшивых кредитных билетов, он страшно рассердился. С той минуты он не называл Карла иначе, как лжецам и вором, покрывшим позором свое честное имя. Он стал даже очень недоверчиво относиться к ни в чем неповинной семье Карла.

Узнав, что у них не осталось ни единого гроша, м-сс Фишер с трудом встала с постели и, еле держась на ногах, принялась снова стирать на других, мыть полы и печь хлеб для продажи. Понемногу она опять начала откладывать деньги для Эмелины и Теклы.

Эмелина уже целый год работала в мастерской дамских нарядов на Пятой авеню. Хозяин очень ценил ее, как хорошую продавщицу. Жалованья она получала пятнадцать долларов в неделю. Матери она по-прежнему отдавала из своего заработка каждую неделю два доллара, находя, что платит вполне достаточно за свое неказистое помещение. Мать должна радоваться, что она все еще живет с нею, а не поселилась отдельно от семьи. Она могла бы отлично устроиться на стороне, нанять хорошую комнату и прилично обставить ее на сделанные сбережения. Прожить одной не трудно. Она сердилась, злилась на себя, но все же их чувства долга не покидала родительского дома.

Текла по-прежнему завивала перья в мастерской и зарабатывала в неделю 6-7 долларов, которые она целиком отдавала матери. Её жизнерадостная натура не могла подолгу останавливаться на темных сторонах жизни и, как-только она попадала и общество своих друзей, она моментально отдавалась царившему среди них оживлению и веселию и совершенно забывала об отце. Ей очень хотелось, чтобы мать и Эмелина были счастливы, но как это сделать, она решительно не знала. Сидя вдвоем с матерью, она как то инстинктивно понимала, что старуха думает о своем Карле, ей также становилось тяжело, и она с грустью и с нежностью вспоминала отца.

– Как бы мне хотелось повидать его, – говорила дочери дрожащим, неуверенным голосом Катрина.

– Далеко-ли будет до Синг-Синга? спросила она как-то Теклу.

– Не так чтобы уж очень далеко, – ответила Текла. – Подожди до осени, и как только установится хорошая, прохладная погода, мы с тобою отправимся повидаться с ним. Всего, вероятно, дня два пути.

– Хватит-ли у нас денег, Текла?

– Об этом не беспокойся. Добрые люди повезут нас до Синг-Синга на своих лошадях.

Несмотря на всю свою энергию, старушка заметно слабела с каждым днем. Она продолжала безропотно работать, но дело подвигалось туго. Она почти не спала и целыми днями ничего не ела.