— Кто это? — пытаясь удержать ровным дыхание, еле выдавила из себя Фея.
— Это? Известно кто — все наследные принцы Кронбурга от самого Риккареда, сына Роланда Древнего до меня… А-а-а, вот он и я — совсем свежий портрет, всего трехлетней давности. Смотрите, леди!
Он вставил факел в пустующее кольцо — видимо, постоянной подсветки в длиннющей галерее не было для экономии. Фея ясно увидела лицо Гастона на портрете: ничего особенного — такое же мужественное лицо, цвета воронова крыла вьющиеся волосы, черные глаза, орлиный нос, волевые сжатые губы, легкая небритость — настоящий рыцарь, настоящий кондотьер, настоящий мужчина.
— Да, портрет довольно хороший, почти полное сходство с оригиналом…
— Да не туда смотрите, вот — смотрите сюда!
И Гастон указал своим толстым как сарделька пальцем на соседний портрет справа. Фея взглянула, слегка прищурившись — свет факела был слабоват, и… Схватилась за сердце рукой. Даже Зверята отреагировали позже, чем Гастон, тут же подхвативший падавшую Фею в свои сильные мужественные объятия.
Зверята посмотрели на портрет и… увидели ИХ Принца.
Да-да, он самый. В таких же, как и Гастон, одеждах, с медальоном. Светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые мечтательные глаза, легкий пушок на щеках, слегка курносый нос, легкая мечтательная улыбка…
— Он… мой… П-п-принц… — прошептала Фея, все ещё держась за сердце, и вдруг залилась слезами.
— Т-ш-ш-ш… Тише-тише… Успокойся… Ну зачем плакать в такой радостный день? — утешал её Гастон, держа одной рукой за таллию, чтобы она не упала, а другой поглаживая по голове. — У меня тут радость, а ты — плачешь… Я тут узнал, что у меня есть племянники — целых двое! — невестка-фея, да ещё и братец, которого уже давно заочно отпели! — даже у Гастона дрогнул голос. А уж Зверята — те вообще разревелись — и бросились обнимать ноги человека, которого ещё недавно хотели покусать, как врага — звероеда и звероубийцу.
— Ка-а-ак… х-х-х-хоть… е-е-е-его… ззззвали… , сссскажи — всхлипывая, кое-как произнесла Фея.
— Как, как? Догадайся с трех раз сама…
— Р… рол… анд… что ли?
— Ну, конечно, а как же ещё? У нас в роду все старшие сыновья носят имя основателя династии, а второго — типа меня — называют уже как Создатель на душу положит… — грустно усмехнулся Гастон. — Мой отец — Роланд — 499-й, а братец должен был стать 500-м Роландом на престоле, если б однажды ночью не удрал в неизвестном направлении, прямо накануне своей свадьбы…
— Свадьбы?
— Ну да, должны были его женить на одной девице, из другого королевства, а он — по веревке вылез из окна и был таков. Искали-искали с собаками — нигде не могли найти. Он стащил, оказывается, целый мешок перцу и посыпал им следы. Собаки его не нашли… А когда добрались потом до «Королевской охоты» — там сказали, что он ушел однажды в лес и не вернулся. Я уж его с ребятами там искал, прочесал лес до самого Предела, зашел внутрь. Ну и жарко же мы тогда побились с этими тварями! А потом — на окраине леса я нашел его окровавленную шляпу… Вот её в гроб и положили… Мать умерла на второй день после похорон, отца хватил приступ — сейчас держится на ваших, феиных, лекарствах — но почти не ходит. Поэтому-то я и говорю — не говорите, леди, ему ни о чем, я ж его знаю, ещё утопится где-нибудь от чувства вины. А трон ему итак не нужен — он от него и сбежал, наверное, ещё больше, чем от женитьбы…
Лицо Феи просветлело.
— Эй, Гастон, а расскажи, какой он был в детстве?
— Об этом мы уже не договаривались, — усмехнулся он. — Это уже за отдельную плату! Ну, ладно, ладно, пошутил! Да таким же он и был в детстве, каким Вы его видели — лазил по деревьям, мог часами наблюдать за муравейником или ульем пчел. Выучился читать, а наукам учится не хотел, все больше таскался по лесам, да сказки сочинял — смешные такие, наивные. Сбегал с аудиенций и приемов, с балов и пиров, меча в руки не брал… Интересно, а в каких же доспехах он был на турнире? И кто же с ним тогда бился? Не я ли случайно?
— Это не важно, Гастон. Пойдем, теперь моя очередь исполнять договор.
Когда они вернулись в залу, придворных осталось уже немного. Было достаточно поздно. Но это вполне устраивало Гастона и Фею — чем меньше свидетелей, тем лучше. Фея не умела танцевать людских танцев, а Гастон — феиных, а потому им приходилось учиться друг у друга на ходу. Гастон оказался удивительно способным учеником, хотя феины танцы — сложнее. В них надо уметь двигать всеми частями тела — они удивительно пластичны. Но Гастон, даже и при видимой неповоротливости его фигуры, при квадратных плечах и кривых ногах, тем не менее, довольно неплохо изучил некоторые движения, и вот, когда Фея, хлопнув в воздухе ладошами, запустила в действие заклинания, игравшие феину музыку, оба закружились в танце.
— Вот видите, леди, я же говорил, что Вы поймете, почему я имею больше прав на танец с Вами, чем кто-либо? Не беспокойтесь, я с Вами могу потанцевать всего один вечер, а он — миллион. Я у него много не украду… — и рассмеялся.