Амфитрион взялся за голову, а Зевс на Олимпе гневно топнул ногой и старичка тут же как подменили.
Прорицатель без посторонней помощи поднялся с пола, решительно отряхнул одежду и твёрдо объявил:
- Великие подвиги ждут сына Зевса!
Любующийся облаками Геракл скептически приподнял правую бровь.
- Всего он их совершит ровно двенадцать! – торжественно возвестил Тиресий. - На всю Аттику прославит он своё великое имя и вскоре после этого достигнет божественного бессмертия!
Затем старик несколько поник и, опираясь на твёрдое плечо верного проводника, прошествовал к выходу из детской. Но на пороге вдруг задержался, обернулся и вкрадчиво добавил:
- Давайте ему тёплое козье молоко в небольшой мисочке два раза в день.
И преисполненный безумного достоинства, Тиресий покинул полуразрушенный дворец фиванского правителя.
- М-да, пока что весьма недурственно, - изрёк Геракл, имея в виду не то пейзаж за окном, не то пророчество сумасшедшего старца.
***
Узнав какая грандиозная слава ожидает приёмного сына, Амфитрион решил дать дитятке самое лучшее воспитание, достойное истинного героя. Понятно, что если бы Алкмена изменила старому вояке, скажем, с кем-то из смертных, то полководец изгнал бы благоверную в тот же день и особых угрызений совести по этому поводу не испытывал.
Но возлюбленная самого Зевса!
Это, знаете ли, великая честь!
Громовержец на Олимпе только одобрительно крякнул с видом заправского знатока (маленькими глоточками) пробуя новый сорт выведенной Дионисом амброзии.
Говорить Геракл, судя по всему, уже умел, причём как выяснилось довольно бойко. В ругани герой тоже немало преуспел. По крайней мере то, что слетало с его уст, когда он рушил фиванский дворец, заставило покраснеть не только его родителей.
С женщинами у сына Зевса также всё было в полном порядке. Во всяком случае многие видели выбежавшую из его покоев растрепанную чернявую красотку с припухшими губами.
Но вот во всём остальном…
В остальном Геракла требовалось немного подучить. Не только о бицепсах пасынка решил позаботиться Амфитрион, но и о его сером веществе, в простонародье именуемом мозгами.
Сына Зевса быстро обучили читать, писать и танцевать. Но вот с пением и игрой на кифаре вышла серьёзная загвоздка.
Учить музыке Геракла взялся не кто-нибудь, а брат великого Орфея знаменитый греческий музыкант по имени Лин.
Лин был не только упорным педагогом, но и весьма суровым, что сыграло в его жизни роковую роль.
***
В тот злосчастный день Лин занимался с сыном Зевса на природе рядом с руинами царского дворца. Недовольный Геракл стоял у высокого пюпитра и до рези в глазах вглядывался в восковую дощечку с нотами и текстом знаменитой лирической народной песни «Птичка-королёк». В правой заведённой за спину руке герой держал каменный метательный диск, которым он незаметно для учителя ловко поигрывал.
- Итак, всё сначала! – строго приказал музыкант и звонко ударил по струнам кифары.
Геракл сделал одухотворённое лицо (так как учил его Лин) и гулким басом утробно взвыл:
- О птичка-королёк…
- Нет-нет-нет! – брат Орфея как ужаленный вскочил с небольшого круглого камня. – Сколько раз можно тебя учить. Ведь есть элементарные понятия о гармонии. Я понимаю, что у тебя отродясь не было слуха. Но это не оправдание, в конце концов. Мало ли, у меня может быть тоже слуха нет, но это не значит, что я не могу стать самым великим певцом и музыкантом Греции!
Геракл согласно кивнул, перебрасывая за спиной каменный диск в левую руку.
- Итак, всё с самого начала! – Лин воинственно встряхнул кифару. – Начали…
Сын Зевса подобрался:
- Кто же песню спе-е-е-е-ел? Кто к нам прилете-е-е-е-ел?
- Нет-нет-нет! – дико заголосил учитель и, как припадочный, забегал кругами по зелёной поляне.
Геракл с любопытством наблюдал за рвущим на себе длинные волосы знаменитом педагогом.
Прекратив скакать вокруг пюпитра, Лин внезапно замер и весьма зловеще уставился на Геракла.
Почувствовав неладное сын Зевса тут же хмуро набычился.
- А ну покажи, что у тебя там за спиной в правой руке? – мрачно попросил учитель.
- Не а, - упрямо мотнул головой герой.
- Немедленно покажи, Я ТРЕБУЮ!!! – голос музыканта сорвался до немелодичного визга.
Геракл горестно вздохнул и протянул учителю спортивный каменный диск.
- О горе на мою голову! – трагически всплеснул руками Лин. – Снова и снова высокое искусство приносится в жертву грубой первобытной силе, приносится в жертву примитивному спорту!
Сын Зевса слушал учителя и радостно кивая добродушно улыбался.
Это стало последней каплей.
В состоянии минутного умопомрачения, педагог выхватил из рук героя каменный диск и ударил этим самым каменным диском ученика по голове.
Диск тут же раскололся пополам, осыпавшись к ногам двух греков мелкой серой крошкой. Поступок был крайне непедагогический и противоречащий всем мыслимым заветам гениального Аристотеля.
Сын владыки Олимпа осторожно потрогал маленькую ссадину на лбу, задумчиво пожевал губами и тут, наконец, рассвирепел.
Брат Орфея и сам ужаснулся своему сугубо антипедагогическому поступку, но каяться было поздно.