Когда Нина и Анастасия Петровна шли на обед, им встретились Иванов и с ним пригожая, быстроглазая молодая женщина.
– Вот она, Громова-то! – сказала на улице Анастасия Петровна. – Красивая, добрая с виду, а – доносчица… Не первый раз с Митькой вижу дурочку. Завербует, к партизанам пошлет. А у партизан-то на предателей нюх собачий.
Поговорили и забыли, но уже через день Василий Иванович Золотухин читал донесение Ясного.
«Из достоверных источников стало известно, что для засылки в партизанский отряд готовится некто Громова, лет 30-ти, темно-русая, среднего роста, одета по-городскому, по характеру вспыльчива, питает страшную ненависть к коммунистам и активистам. С каким заданием пойдет – неизвестно, умалчивает. По логике, она должна вернуться вскорости».
Немцам важно было знать, какие силы сосредоточены в отряде, какое у партизан вооружение.
Иванов сам повез Елизавету Громову в Куяву на легких быстрых санках.
– Возвращайся обратно, особенно не задерживаясь! – просил Митька учительницу. – До чего же сладко тело твое дышит!
– По любви мое тело исскучалось, – невесело призналась Громова.
– Буду ждать.
– Не молод ли для меня?
– Коль на такие дела сгодился, какие теперь делаем, и в других не оплошаю.
– Не оплошай! – Серьезно глянула: – Скажи, что с Россией будет?
Митька даже лошадь придержал:
– Ты о чем?
– О том, что такие пары, как ты и я, – сволочей нарожают.
– Ты себя сволочью зовешь?
– Сволочью. Мщу за убитую жизнь нашей семьи. Но мой прадед гренадером служил, в самом Санкт-Петербурге…
Митька стегнул лошадь кнутом. Помчались. Лес в струнку вытянулся по сторонам дороги. Митька крикнул Елизавете на ухо:
– Мозги побереги! Как бы не закипели от думанья. Выживем – поглядим. Коли Германия будет везде – в Австралию можно будет махнуть.
Проехали на рысях Куяву.
– Пора? – спросила Громова.
– Погоди торопиться. Поближе подвезу.
Отпустил вожжи. Лошадь сначала бежала, потом трусила, перешла на шаг, и сани замерли.
Громова выбралась из-под тулупа:
– Пошла?
Он прикрыл веками глаза, соглашаясь.
– Хороши у тебя ресницы, паря!
– Погляди, есть ли у них минометы, – сердито сказал Митька.
Подняла руку, но не обернулась.
Партизаны остановили учительницу Громову в деревеньке, в Ивоте, одноименной поселку, где прошло детство и отрочество Алеши Шумавцова.
Громову даже судили. В тот же день, как взяли. И расстреляли в тот же день.
Был невезучим засылавший.
Переводчица
Нина Зарецкая, переводчица комендатуры, багровела до корней волос от стыда, от позора смотреть на мужчин и женщин, которым приказывали раздеваться догола, а потом пороли резиновыми палками. Но лицо Нины становилось белым, когда люди кричали от боли, а ягодицы и спины избиваемых превращались в кровавое месиво.
Иванов сказал переводчице, ухмыльнувшись:
– Зарецкая! Не знаю, когда ты лучше? Красная как рак – пригожая. Белая, как лист бумаги, – Царевна Лебедь.
Митьку Иванова девочка сторонилась, а с рядовыми полицаями была смелой. Защитники у нее нашлись надежные: великан Стулов и особый человек Ступин. Ступина боялись и начальник полиции, и глава управы.
Нина теперь знала, что это такое, когда стынет кровь в жилах. Дом полиции – двухэтажный, но очень уж небольшой. Крики избиваемых двери с петель срывали.
Страдая, стыдясь и почти умирая, Нина, однако, все видела. Всех видела. Лица людей, приходивших своей волей к Иванову, она запоминала. И не потому, что это было нужно. Кабинет следователя ужасал. Иванов ужасал. Бледный, с потупленной головой, глаза, как стоячая вода. Какого они цвета, Нина не успевала понять. Поражало другое: глаза вцеплялись в тебя, будто когти дикой кошки, и тотчас же отстранялись, тонули в черной тоске. Иванов, скорее всего, знал, чему быть.
Нине казалось, что она в предбаннике ада. Дом, папа, мама – были для нее раем. Но дома ей тоже было страшно: ад мог поглотить рай через день, через час, в эту вот самую минуту. Вломятся в двери полицаи и убьют спьяну.
Собирались вместе только за ужином.
Полина Антоновна разливала по тарелкам свекольный борщ из фарфоровой супницы фарфоровым черпаком. Борщ без мяса, но с грибами, с тертым хреном. Очень вкусно и полезно. Мясные бульоны батюшка не отвергал в скоромные дни, но не любил. А теперь – где его взять, мясо?
– Удивительный сегодня привкус! – порадовался батюшка супу.
– И правда! – согласилась Нина.
Отец и дочь смотрели на матушку.
– Нашла мешочек с мятой! – открыла секрет Полина Антоновна.
– Скорее бы лето! – вздохнула Нина.
Батюшка головой покачал:
– Не торопи жизнь.
Нина была согласна с отцом. Зимой воевать трудно.
– Подольше бы тишины, – сказала она, вылавливая грибок. – Сегодня приходил к Иванову лесник Фанатов. Его брали в армию, но он сбежал. В общем, дезертир. Работает у лесничего Никитина. Никитин показал полицаям, где спрятаны у партизан машины. Причем он сам тайник этот закладывал.
Нине о подполье знать не полагалось. Таково было требование батюшки. Заданий она не получала, просто рассказывала о работе: