Непобежденные

Тем же утром, как и было спланировано штармом, части второго сектора атаковали врага, быстро разгромили его передовые подразделения, овладели вершиной высоты с Итальянским кладбищем, селением Верхний Чоргунь, продвинулись вперед в районе Камышлы. Успех был неожиданный, и комендант сектора полковник Ласкин не скрывал радости, докладывая командарму об итогах боя.

— Вводил ли противник резервы? — только и спросил Петров.

— Нет, не вводил.

— Значит, у него их там нет, все перетянул на северный участок…

Орудия умолкли, и на Мекензиевы горы снова упала тишина. Над расположением противника стояла непроницаемая стена тумана, пыли, дыма. Все ждали, что вот сейчас из этого дыма начнут выползать танки и, как вчера, повалит пехота, но прошло десять минут, полчаса, час прошел и полтора, а никакого движения, ни единого выстрела. Только в десять часов заговорили немецкие пушки. По ним ударили паши батареи. Завязалась обычная артиллерийская дуэль, и вражеский огонь поутих.

Первая атака была стремительной. Танки торопились проскочить нейтральную полосу и ворваться в район передовых наших траншей. И пехотинцы, не меньше двух батальонов, бежали, не останавливаясь, не залегая под сильным встречным огнем. Падали только убитые и раненые. Их было много, но уцелевшие все бежали, и они, вслед за танками, ворвались в траншеи, перебороли численностью своей в рукопашном бою.

А вдалеке уже маячили другие вражеские танки и цепи пехоты. Пустить их в образовавшийся прорыв было никак нельзя, и подполковник Гузь вызвал огонь артиллерии на свои траншеи, занятые немцами, а потом поднял уцелевшие на флангах прорыва подразделения в контратаку.

Схватились врукопашную. Артиллерия, «илы» и «ястребки», пользуясь малочисленностью вражеской авиации (ее оттянул на себя Керченский полуостров) утюжили цепи подходившего противника. Не отбросили врага, но и развить прорыв не дали. Началась тяжелая круговерть боев, похожая на вчерашнюю. Это и тревожило командарма (никаких резервов не было, чтобы остановить новый натиск) и радовало (противник терял время).

Перед полуднем северный ветер погнал со стороны немцев густой серо-зеленый дым. Это никого не испугало и не удивило: всего от фашистов ждали. Над полуразбитыми окопами, над артиллерийскими позициями понеслись никогда прежде неслышанные команды — «Газы!» Неслышанные, но не неожиданные: противогазы у всех были наготове. И припали к пулеметам, к орудийным прицелам носатые и глазатые резиновые маски. Оборона не дрогнула. Вскоре выяснилось, что это всего лишь дымовая завеса необычного цвета, под прикрытием которой противник пошел на решительный штурм. Однако и он захлебнулся в круговороте множества отчаянных крупных и мелких стычек. Батареи и отдельные орудия, оставшись без прикрытия, не отходили, а били но наступающим вражеским цепям прямой наводкой, подразделения и даже отдельные бойцы продолжали драться, даже оказавшись обойденными и справа и слева, дзоты, наблюдательные и командные пункты, окруженные со всех сторон, вызывали огонь на себя.

— Продержитесь еще немного! — совсем не по-начальнически просил командарм, непрерывно звонивших в штаб армии командиров частей и соединений.

«Держитесь!» Сколько раз повторял он это слово за последние две недели! И всегда уповал на помощь, которая должна была вот-вот подойти. Теперь не на помощь надежда, на то, что враг выдохнется.

Противник терял время, и генерал Петров уже к середине дня ясно понимал: Манштейн нервничает, торопится, судорожно бросая новые стрелковые батальоны и танки все в тот же огневой котел, где они один за другим перемалываются, растворяются, как пригоршни соли, брошенные в воду.

— Нет, не выйти им к бухте, — почти весело сказал Петров. — Теперь уже не выйти!

И вдруг атаки противника прекратились. Было еще светло, и это вызывало недоумение: еще никогда вражеский штурм не прерывался засветло, а только с наступлением темноты.

— Будет еще одна атака, — сказал Петров, — По крайней мере, одна. Последняя.

Немцы атаковали с упорством обезумевших, — в том самом месте, где напрасно ломились все эти дни. Огневой налет всеми видами артиллерии ослабил натиск. Еще полчаса шел упорный бой с прорывающимся противником. Всего лишь полчаса. А затем начались контратаки. Они следовали одна за другой, сливаясь в единый порыв отбить, уничтожить…

— По обстановке вводите в бой ударные группы преследования, — передавал командарм командирам соединений и частей.

— Как? Повторите! — переспрашивали некоторые. Слово «преследование» звучало еще слишком непривычно.