— Ты и твои воины готовы?
Макрон кивнул в сторону группы из двадцати человек, слегка в стороне от остальных. На них тоже были только туники и пояса с мечами.
— Они готовы, командир.
— Центурион Секунд?
— Командир?
Из темноты вышел еще один силуэт и отдал честь.
— Ты хорошо понял, что следует делать после того, как дадут сигнал?
— Да, командир.
Катон разглядел рядом с центурионом еще одного человека. Приглядевшись, понял, что это трибун Крист.
— Что это значит, трибун?
— Я подумал, что хочу вызваться добровольцем, командир. Теперь, когда мне не требуется вести учет запасов.
Катон не смог сдержать улыбки, уловив в его голосе обиду.
— Не стоит недооценивать важность этого дела, трибун. Но, смею сказать, теперь я действительно могу освободить тебя от этой обязанности.
— Есть, командир.
— Будешь сражаться со второй центурией, пока не окончится осада. Просто исполняй свой долг и приказы центуриона Секунда.
— Есть, командир.
Катон оглядел стоящих перед ним. От успеха их нынешней операции зависело многое. Командиры обсудили все в подробностях, у воинов имелось все необходимое — топоры, веревки, сосуды с маслом и огнива. В отличие от отряда Макрона воины второй центурии были в полном доспехе, а дополнительное снаряжение сложили в тележки, которых на руднике хватало. Чувствовалось, что они в напряжении, и Катон был уверен, что они с отвагой выполнят порученное им. Слегка прокашлявшись, он тихо заговорил:
— Ни звука, парни. До тех пор пока не начнете действовать. Когда начнется бой, тогда можете шуметь сколько захотите. Даже сильнее. Они должны быть потрясены, должны запаниковать. Атакуйте, будто фурии, пусть бунтовщики пожалеют о том дне, когда они лишь подумали выступить против Рима и императора… не подведите меня. И остальных ребят из когорты. Через считаные дни тоннель дойдет до стены. Если сегодня вы не преуспеете, то мы потеряем первую, и самую лучшую, линию обороны.
Катон помолчал, давая воинам время осознать важность порученного им дела.
— Так что действуйте решительно. Уничтожайте все, что сможете, и тут же быстро возвращайтесь, как только услышите сигнал. Вы и так герои. Незачем это доказывать, погибнув за Рим без пользы. Каждый, кто не подчинится приказу об отступлении, будет наказан и останется в нарядах на работу до окончания осады. Я ясно сказал?
Катон увидел еле заметные улыбки на темных лицах воинов.
— Не беспокойся, командир, — тихо ответил Секунд. — Мы сделаем свое дело.
— Хорошо, — сказал Катон, касаясь предплечьем его руки. — Да пребудут с вами боги.
— Благодарю, командир.
Катон повернулся к Макрону, даже не зная, что и сказать. Он очень беспокоился за друга. Но Макрон спас его от неловкой ситуации, быстро попрощавшись и повернувшись к своим воинам.
— Пошли, ребята. За мной, и тихо, чтоб вас.
Они двинулись вдоль стены и быстро исчезли в темноте. Катон еще мгновение смотрел им вслед, а затем вернулся к воротам и забрался на башню, изо всех сил вглядываясь в темноту здоровым глазом, чтобы заметить любую опасность, которая могла бы помешать Макрону и его воинам. Но не было никаких признаков того, что враг обнаружил грозящую ему опасность. В лагере противника крохотные фигурки бунтовщиков сгрудились у небольших костров, сотнями горящих в ночи. Рядом с палатками Искербела и его ближайших соратников горел большой костер, и там людей было больше. Катон улыбнулся. Если все пойдет так, как задумано, скоро вождь бунтовщиков будет проклинать злую судьбу, а его соратники станут задумываться, так ли он хорош в качестве вождя.
Макрон в последний раз проверил веревку. Ее конец был крепко привязан к шесту, глубоко вкопанному в вал позади стены. Веревка не поддавалась ни капли. Держа в руке ее свернутые кольца, Макрон осторожно выглянул между зубцов стены у самого края, рядом с утесом. Справа возвышались скалы, теряясь в ночной темноте и грозя эхом отразить любой звук. Поэтому Макрон двигался медленно и очень осторожно. Еще раз оглядел свободную полосу земли между рвом и краем развалин, но там почти никого не было. Лишь вдалеке, у входа в тоннель, несколько человек пробирались в темноте у стены, вне досягаемости метательных снарядов, которые могли бы запустить в них римляне.