Лицо Вителлия на мгновение окаменело.
— Да, учитывая, как разрушено поселение и проломы в стене, которые мы увидели, когда миновали перевал на рассвете. Во имя Гадеса, что случилось с рудником? Тут ничего не осталось.
— Иногда что-то приходится разрушить, командир, чтобы спасти.
— Предполагается, что это смешно?
— Нет, командир. Мне это кажется вполне уместным.
Для Катона перспектива того, что этот рудник будет оставлен навсегда, казалась наилучшей. Дабы не стал он больше местом невыразимого страдания, никогда. Конечно, останутся другие рудники, столь же скверные, если не хуже. Но, по крайней мере, одним меньше.
— Сколько человек ты потерял, префект?
— Не менее трети когорты. А также Цимбера и центурионов Секунда, Мусу и Пульхра.
— Пульхра? Как?
Катон уже хотел было ответить, но Макрон заговорил раньше:
— Убит в бою, командир.
— Понимаю, — сказал Вителлий, кивая. Умолк, будто ожидая услышать подробности. А затем снова оглядел рудник. — Что ж, ты успешно выполнил приказ, по всей видимости. Что со слитками?
— Их здесь нет, командир, — ответил Катон. — Похоже, что их вывезли прежде, чем прибыла моя когорта.
— Вывезли?
— Да.
— Непон?
— Похоже, что так, командир.
— Ты знаешь, что с ними стало?
Катон пристально поглядел на Вителлия.
— Полагаю, не больше тебя.
Губы Вителлия дернулись, и он решил сменить тему.
— Что с бунтовщиками? Где они?
Катон показал на ущелье.
— Большинство — там, командир. Мертвы.
— Мертвы? Сколько их?
— Несколько тысяч, не меньше.
Штабные командиры недоверчиво зашептались. Вителлий покачал головой и усмехнулся.
— Ты шутишь. Точно?
— Сам посмотри. Те, что не погибли, сбежали в свои селения.
— Ты решил не преследовать их?
— Нет, командир, учитывая, сколько людей у меня осталось. Кроме того, мы слишком вымотались, чтобы начинать погоню. Восстание разгромлено. Все кончено. Лучше сосредоточиться на восстановлении порядка в провинции и позволить людям оставить все в прошлом. Оставшиеся бунтовщики ушли в горы. Было бы бессмысленно пытаться их преследовать, командир.
— Это уже мне решать.
— И еще одно. Мы взяли в плен вождя восстания.
— Искербела? Превосходно.
Вителлий просиял.
— Я с гордостью представлю его гражданам Рима, когда мы вернемся в столицу, чтобы отпраздновать нашу победу.
—
Вителлий мрачно поглядел на него.
— Ты что-то сказал, центурион Макрон?
— Я сказал: «Нашу
Вителлий поглядел на него и улыбнулся.
— Я тоже, центурион Макрон. Я тоже. Все случилось даже лучше, чем можно было надеяться…
Эпилог
Суда с войсками и военные корабли из Тарракона миновали волнолом и вошли в спокойные воды бухты вскоре после полудня. С запада дул прохладный ветерок. Для прямого перехода из Испании было уже поздновато, и моряки были очень рады, что им удалось избежать штормов и шквалов все те десять дней, которые они провели в море. На следующий после выхода из Тарракона день установился штиль, и они почти не продвинулись вперед в течение трех дней, но затем ветер переменился. Однако они не видели ни одного паруса с тех пор, как покинули порт. Подходили к концу еда и вода, матросы и гвардейцы с нетерпением ожидали высадки, чтобы напиться и ублажить свою плоть в заведениях Остии.
Макрон стоял у поручня на носу биремы, где были выжившие командиры и часть гвардейцев второй когорты. Ему уже надоел соленый морской воздух, хотелось увидеть что-то более знакомое и приятное, почувствовать запах суши. Смесь едкого запаха дыма и плесени городов почему-то напоминала ему запах пота и вареных овощей.
Катон пришел с кормы и стал рядом. Если верить хирургу из другой когорты, рана у него на глазу заживала отлично. Хирург осматривал его с тех самых пор, как была снята осада с рудника. Под глазом остался заметный шрам, и Катон не слишком хорошо видел им, с нижнего края все расплывалось. Хирург сказал, что выздоровление идет отлично и ему повезло, что он не перестал видеть этим глазом. «Странные вещи подразумевают под везением армейские хирурги», — подумал Катон. Он бы предпочел какое-нибудь иное везение, более общепринятое.
— И снова мы в Остии. Пора хорошенько выпить, — сказал Макрон, потирая руки. — Посидеть у огня за хорошей едой и с пухлой девкой на коленях.
— Помнится, что в прошлый раз, когда мы здесь были, ты не хотел подхватить гонорею.
— После всего того, что я пережил за последние пару месяцев? Думаю, я заслужил отпуск, и хороший.
— Возможно. Кроме того, простые радости — самые лучшие, — ответил Катон.
— Не может быть и речи о простом, когда поедим, — сказал Макрон, подмигивая. — А ты чем займешься?
— Я?
Катон пожал плечами.
— Отправлюсь в Рим. Хочу повидать Луция. А потом хорошо подумать о том, что делать дальше.
— Дальше?
Макрон нахмурился.