Непобежденный

Как бы там ни было, но последнее слово в отношении Академии наук оставалось за Зимяниным. Я был готов к любому разговору об упомянутом выше международном отделении, но, к сожалению, до этого дело не дошло. Михаил Васильевич любил ошеломлять и даже морально распинать своих собеседников, если считал, что они идут „не в ту степь“. Он их спасал от только ему ведомых врагов. В подобном положении „спасаемого“ оказался и я.

— Анатолий Андреевич, что это вы наговорили Константину Устиновичу? Расскажите.

Я сделал это очень кратко.

Как известно, камни сверху бросать легче, чем снизу. Я услышал грозное обвинение в адрес людей, которые ищут брод там, где его нет. Меня эта византийская манера говорить, откровенно говоря, раздражала. В конце концов, не подаяния просил я у Черненко, а теперь у Зимянина, а высказывал точку зрения как ученый и член академии.

В целом Зимянин мне нравился. Он искренне болел за Советскую власть и за социализм. Он для них, безусловно, многое сделал. Из разговоров с ним у меня сложилось твердое впечатление, что Михаил Васильевич особенно переживал за русский народ, считал, что его нужды в государстве удовлетворяются недостаточно. Зимянин в составе советского руководства был настоящим русофилом. Но он, так же как и Громыко, работал в системе, которая насквозь была пропитана духом вождизма. Эта ситуация сковывала всех без исключения, в том числе и его тоже.

Очевидно, вид у меня был грустный. Я не ожидал, что со мной будут разговаривать, как в детском саду. Несколько смягчившись, Зимянин предложил мне чай с сушками, обычное цековское угощение, и сказал: „Как это, Анатолий Андреевич, не понимаете простых вещей? Предлагать Арбатова на руководство отделением? Учтите, жизнь гораздо сложнее, чем вы думаете. Вы еще многого не знаете, сами должны осознать, что к чему“.

— Есть еще академик Примаков, разве он не смог бы возглавить новое отделение? — постарался я выправить положение.

Я знал, что Зимянин и Арбатов были „на ножах“, но Евгений Примаков, считал я, вне „всяких подозрений“.

Зимянин посмотрел на меня с сожалением. Я понял, что, как и с Черненко, разговора с ним по делу не получится».

Остается добавить, что позднее, уже при Горбачеве, в 1988 году, когда Зимянин был отправлен на пенсию, а Яковлев как член Политбюро и секретарь ЦК получил в свое ведение весь идеологический сектор деятельности КПСС, упомянутое отделение создали. Его секретарем— академиком стал Примаков.

А вот неожиданное свидетельство о М. В. Зимянине известного джазового музыканта Алексея Козлова. «Это был суровый, прямолинейный и убежденный человек, чрезвычайно честный и неприхотливый. Он держал свою семью в относительно скромных рамках в смысле быта, сильно отличаясь от представителей высшей партийной элиты, хапавших все, что было можно, для себя и своих родных. Во время войны он был одним из руководителей партизанского движения в Белоруссии. Чем-то даже он сильно напоминал мне моего отца. Его принципиальность в борьбе за чистоту советской культуры иногда больно била по левой творческой интеллигенции, и его имя частенько ассоциировали с Геббельсом».

Приведу еще один по-своему примечательный отрывок из книги В. Г. Афанасьева уже о «секретарском периоде» Зимянина: «За него и от его имени (Л. И. Брежнева. — В.З.) давали нам указания Суслов (идеолог № 1) и Зимянин (идеолог № 2). Секретарь ЦК КПСС, которого я сменил на посту главного редактора „Правды“ как-то упрекнул меня, что в трех передовых статьях газеты не упомянута фамилия Брежнева. Я, конечно же, обещал исправиться».

Десять дней провел с Зимяниным в поездке по Бразилии в 1983 году Владимир Тимофеевич Медведев, генерал КГБ, бывший «прикрепленный» Л. И. Брежнева, а затем начальник охраны М. С. Горбачева: «Зимянин оказался чрезвычайно прост в общении, я был даже поражен: подобного товарищеского отношения к себе я прежде не испытывал. Веселый, остроумный… На встречах с губернаторами городов шла речь о развитии культурных связей между двумя странами. Зимянин без особого напора, деликатно, но убежденно отстаивал социалистический строй, социалистический реализм и все прочее социалистическое. Отстаивал, но не навязывал. Таким, мне казалось, и должен быть нормальный политик».

* * *

Известный литературный критик, публицист, автор замечательных книг о С. Т. Аксакове и А. Н. Островском Михаил Петрович Лобанов сначала в журнальной публикации, а затем в своей книге «В сражении и любви. Опыт духовной биографии», изданной в 2003 году, поведал такой сюжет о Зимянине.

«Уже во времена „перестройки“, находясь на пенсии, Михаил Васильевич просил сына передать мне, чтобы я не обижался на него за то судилище над моей статьей, потому что „все шло от Юры“, как называл он по старой комсомольской привычке Юрия Андропова, давшего ему добро на проработку (с соответствующим решением ЦК по этому же вопросу). Как-то неожиданно для меня было узнать об этом „покаянии“, видно, осталось в этом высокопоставленном партийце нечто живое, казалось бы, немыслимое после тех идеологических медных труб, сквозь которые он прошел».