Длительные и сложные переговоры советских и чехословацких руководителей, в том числе беспрецедентная пятидневная встреча всех членов Политбюро ЦК КПСС и Президиума ЦК КПЧ в Чиерне-над-Тисой, совещания лидеров стран-участниц Варшавского Договора в Дрездене, Варшаве, в Братиславе не принесли желаемых результатов ни одной из сторон.
16 августа Дубчек сам позвонит Л. И. Брежневу и попросит ввести войска стран-участниц Организации Варшавского Договора. Валентин Фалин, который во время этих событий возглавлял 2-й Европейский (британский) отдел МИД СССР, свидетельствует:
«16 августа, то есть за четверо суток до нашего вторжения в ЧССР, Брежневу звонил Дубчек и просил ввести советские войска. Как бы чехи ни старались замолчать данный факт, запись телефонного разговора хранится в архиве».
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года в Чехословакию вошли войска Советского Союза, Польши, ГДР, Болгарии и Венгрии.
Брежнев, Косыгин и Подгорный провели всю ночь в здании Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, заслушивая доклады военных о ходе операции.
В военно-техническом плане она была осуществлена безупречно. Неожиданно для разведок НАТО за считанные часы по воздуху и по суше в центр Европы были переброшены сотни тысяч солдат, без кровопролития захвачены аэродромы, другие важные военные объекты.
Советская Армия, как и войска союзников, имела строжайший приказ: «Огня по братскому чехословацкому народу не открывать!»
Надо отдать должное и чехословацким солдатам, которые, стиснув зубы, выполнили приказ президента Людвика Свободы и министра обороны М. Дзура, не оказывать сопротивления вторгшимся на их родину войскам.
Очевидцы, правда, говорят о том, что за несколько часов до начала операции министр обороны СССР А. А. Гречко позвонил Дзуру и по-свойски предупредил его: «Если с вашей стороны при нашем вступлении прозвучит хоть один выстрел, ответишь за это головой. Будешь висеть на первом дереве!»
Брежнев был удовлетворен тем, как завершилась «чехословацкая эпопея». По его убеждению, сравнительно недорогой ценой удалось отстоять высшие интересы СССР и всего социалистического содружества, сохранить стабильность в Европе.
Дубчек же оставался у власти до апреля 1969 года, постепенно сдавая свои позиции более лояльным к Москве деятелям. Из политического небытия он вернулся в конце 1980-х годов в результате «бархатной революции», возглавив Национальное собрание Чехословакии, но таких вершин популярности на родине и за рубежом, как во времена «пражской весны», уже не достигнет. Много толков породит его неожиданная и нелепая гибель в автокатастрофе.
Зимянину довелось еще не раз побывать в Чехословакии. Так, он прилетел в Прагу сразу после ее занятия советскими войсками, чтобы помочь «восстановить нормальную работу партийной печати». Здесь судьба снова свела его со старым боевым другом Кириллом Мазуровым, который под псевдонимом «генерал Трофимов» осуществлял по поручению Кремля политическое руководство операцией в Чехословакии.
Хотя обстановка в Праге августа 1968 года явно не располагала к сомнениям, Зимянин не мог не размышлять по поводу того, насколько были необходимы и правомерны предпринятые СССР и его верными союзниками действия по «защите завоеваний социализма в Чехословакии». Делиться своими мыслями было не с кем, да и незачем, и он доверил их дневнику, который с перерывами вел с начала 1950-х годов.
«Наше вмешательство, ввод советских войск — крупная принципиальная ошибка, — записал тогда в дневнике Зимянин. — Но происшедшее нельзя рассматривать изолированно, вне контекста многосторонних отношений внутри Варшавского Договора, во всем социалистическом лагере. Чехословакия тянется, как говорят железнодорожники, по направлению главного хода с запада на восток почти на тысячу километров, а с севера на юг — в четыре-пять раз короче. Чехословакия огибает Польшу и Восточную Германию, вплотную подходя к Германии Западной, с другой стороны — к Венгрии. Переход Чехословакии на антисоветские позиции с провозглашением политики нейтралитета, к чему вели ее поборники „социализма с человеческим лицом“, создавал опасность сокращения на сотни километров расстояния между Советским Союзом и его потенциальными противниками.
Такая прямая стратегическая угроза на фоне жесткого непрекращающегося противостояния двух систем стала решающим фактором при принятии военного решения. Политические мотивы, несмотря на всю их серьезность, оказались вторичными…»
Вернувшись к этой теме в 1990-е годы, Михаил Васильевич сделал такую запись: «Все-таки эта операция в политическом отношении была ошибочной. По своим методам она напоминала традиционные методы великих, в прошлом, колониальных держав, которые теперь претендуют на главенствующую роль в международных делах».
При чтении этих дневниковых записей вспомним о том, что Михаил Васильевич в 1968 году выступал за политическое урегулирование кризиса в советско-чехословацких отношениях и не поддерживал сторонников вооруженного вмешательства в дела Чехословакии.