Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время

Но, как выясняется, предвосхищения Лютера простираются еще дальше — в эпоху, одушевленную идеями конституционализма и «вечных, неотчуждаемых прав человека». По мнению реформатора, тот же самый разум, который возвышает государей над писаной законностью, должен подсказать им, что существует по крайней мере один, выше всех формул целесообразности стоящий закон — закон уважения к свободным решениям совести. Право на независимое убеждение (лично выстраданную веру) декларируется реформатором как безусловное ограничение произвольных действий светского правителя, пусть даже продиктованных заботой о государственном благе. Об этом праве Лютер говорит с пафосом, достойным буржуазно-демократических манифестов XVIII столетия: «Мысли и чаяния души не могут быть никому подвластны, кроме бога; поэтому нелепо и невозможно повелениями принудить кого-либо верить так, а не иначе… И если светский владыка твой все же делает это, то скажи ему: «Не подобает Люциферу восседать вместе с Господом; тебе, государь, я обязан служить и телом, и добром своим… но если велишь мне верить иначе, чем я верю, то не послушаюсь я тебя; в этом случае ты тиран и слишком высоко заносишься, — повелеваешь там, где нет у тебя ни права, ни власти». Реформатор не только дозволяет сопротивление узурпатору совести, но и приравнивает покорность ему к смертному греху: «Истинно говорю: если ты не воспротивишься, уступишь ему, позволишь отнять у тебя и веру, и Библию, то ты отрекся от господа».

Политические идеи, развитые Лютером в работе «О светской власти…», были на руку немецким князьям и препятствовали развитию народного недовольства против светского феодализма. Это неоспоримо. Однако апология княжевластия не исчерпывает богатства лютеровского сочинения. Реформатор формулирует идеи, которые могли быть обращены (и впоследствии действительно обращались) против различных форм феодально-княжеского произвола. В ряде случаев он предвосхищает точку зрения Гоббса, Спинозы, Пуффендорфа и других представителей буржуазного просвещения.

Политическое учение Лютера было хорошо согласовано с практикой сравнительно мирного развития бюргерской реформации в Виттенберге, Лейсниге, Страсбурге, Нюрнберге и других городах Германии.

Но дело в том, что значительная часть мирян, которым Лютер адресовал свои призывы к гражданскому миру, уже совершенно по-иному переживала саму проблему зла и насилия. Она различала ложь и попрание личного достоинства там, где реформатор усматривал лишь горести и тяготы непоправимо ущербного людского общежития.

IX. Перед лицом великой крестьянской трагедии

Как мы уже знаем, предреформационные десятилетия были временем обострения социальных противоречий и крайнего ужесточения феодальной эксплуатации. Германия шла впереди других стран Европы по уровню развития крестьянской антифеодальной борьбы. В 1502 году тысячи повстанцев встали под знамя «Башмака» (символ крестьянской независимости, родившийся когда-то в кантонах Швейцарии). Крестьяне требовали упразднения всех феодальных платежей и крепостнических «новшеств», возвращения узурпированных общинных угодий. В 1514 году произошло крупнейшее за всю предшествующую историю Германии народное восстание, возглавляемое тайным союзом «Бедный Конрад». Крестьяне выступили в нем вместе с городским плебейством. В 1518–1520 годах народный протест пошел на убыль из-за ожидания «реформ сверху», но с середины 1521-го заявил о себе с новой силой. В стране складывалась революционная ситуация. Классовые столкновения свидетельствовали о том, что никакого единого антипапистского движения в Германии уже нет, что это благодушная иллюзия Виттенберга. Народные низы согласны были поддерживать борьбу против Рима только при условии отмены крепостнического гнета, господские сословия — только ради захвата церковных земель и расширения феодальной эксплуатации.

После Вормсского рейхстага крестьянские вожди все чаще использовали в своей агитации реформаторские нравственно-религиозные понятия, но вкладывали в них совсем не тот смысл, который вложил (или намеревался вложить) сам доктор Мартинус.

Еще в 1520 году в статье «О свободе христианина» Лютер пытался провести резкое размежевание «прав духа» и «прав плоти». Разум и веру, утверждал он, никто не должен стеснять, и духовному диктатору народ вправе ответить сопротивлением. Однако к «угнетению плоти» (то есть к тяготам материальным) христиане обязаны относиться со смирением, как бы оплачивая этим нестесненность совести и веры.

Лютеровское разделение «духовных» и «плотских» прав крестьянская масса не приняла — и не только потому, что не хотела терпеть все умножающиеся материальные невзгоды. Горький опыт убеждал крестьянина в том, что насилие духовное (ложь) и телесное феодальное бремя (гнет) — это две стороны одной медали.