Непоэмание

У мамы глаза словно бездны – и все проницают.

- Я очень устала. – Я вижу. Достать шоколадку?..

А вечер просунулся в щелку оконную, дует

Осенней прохладой, сложив по-утиному губы.

Две женщины молча пьют чай на полуночной кухне,

Ломают себе по кирпичику от шоколадки,

Хрустя серебристой фольгою.

18 августа 2006 года.

LAST SUMMER EVENING

Друг друговы вотчины – с реками и лесами,

Долинами, взгорьями, взлетными полосами;

Давай будем без туристов, а только сами.

Давай будто растворили нас, погребли

В биноклевой мгле.

Друг друговы корабли.

Бросаться навстречу с визгом, большими псами,

Срастаться дверьми, широтами, адресами,

Тереться носами,

Тросами,

Парусами,

Я буду губами смугло, когда слаба,

Тебя целовать слегка в горизонтик лба

Между кожей и волосами.

В какой-нибудь самой крошечной из кают,

Я буду день изо дня наводить уют,

И мы будем слушать чаечек, что снуют

Вдоль палубы, и сирен, что из вод поют.

Чтоб ветер трепал нам челки и флаги рвал,

Ты будешь вести, а я отнимать штурвал,

А на берегу салют чтоб и карнавал.

Чтоб что-то брать оптом, что-то – на абордаж,

Чтоб нам больше двадцати ни за что не дашь,

А соль проедает руки до мяса аж.

Чтоб профилем в синь, а курсом на юго-юг,

Чтоб если поодиночке – то всем каюк,

Чтоб двое форева янг, расторопных юнг,

И каждый задира, бес, баловник небес,

На шее зубец

Акулий, но можно без,

И каждый влюбленный, злой, молодой балбес.

В подзорной трубе пунктиром, едва-едва -

Друг друговы острова.

А Бог будет старый боцман, гроза морей,

Дубленый, литой, в наколках из якорей,

Молчащий красноречиво, как Билл Мюррей,

Устроенный, как герой.

Мы будем ему отрадой, такой игрой

Дельфинов или китят, где-то у кормы.

И кроме воды и тьмы нет другой тюрьмы.

И нету местоимения, кроме «мы».

И, трюмы заполнив хохотом, серебром

Дождливым московским – всяким таким добром,

Устанем, причалим, сядем к ребру ребром

И станем тянуть сентябрь как темный ром,

И тихо теплеть нутром.

И Лунья ладонь ощупает нас, строга -

Друг друговы берега.

И вечер перченым будет, как суп харчо.

Таким, чтоб в ресницах колко и горячо.

И Боцман легонько стукнет тебя в плечо:

- До скорого, брат, попутных. Вернись богатым.

И бриз в шевелюре будет гулять, игрив.

И будет назавтра ждать нас далекий риф,

Который пропорет брюхо нам, обагрив

Окрестную бирюзу нами, как закатом.

31 августа 2006 года. 

"А что, говорю, вот так, говорю, любезный..."

А что, говорю, вот так, говорю, любезный.

Не можешь любить – сиди, говорю, дружи.

Я только могу тебя обнимать, как бездной.

Как пропасть ребенка схватывает во ржи.

А что, говорю я, дверь приоткрыв сутуло.

Вот терем мой, он не низок и не высок.

Я буду губами трогать тебя, как дуло

Беретты – между лопаток или в висок.

А что, говорю, там город лежит за дверью.

Пустыня, и в каждом сквере по миражу,

В руке по ножу, на лавочке по бомжу.

А я все сижу, гляжу и глазам не верю.

Сижу, говорю, и глаз с тебя не свожу.

***

У сердца отбит бочок.

Червоточинка, ранка, гнилость.

И я о тебе молчок,

А оно извелось, изнылось;

У сердца ободран край,

Подол, уголок, подошва.

Танцуй вот теперь, играй, -

С замочной дырой в подвздошье;

У сердца внутри боксер.

Молотит в ребро, толкает.

Изводит меня, костяшки до мяса стер.

А ты поглядишь – а взор у тебя остер,

Прищурен, глумлив – и там у него нокаут.

***

Я буду писать стихи ему – может он

Расслышит их, возвращаясь под утро с пьянки.

На шею себе повесит их, как жетон,

Стальной, именной, простого сержанта янки.

И после, какой ни будь он подлец и хам,

Кому ни клади в колени башку патлату –

Ведь не одна ж, -

Господь его опознает по тем стихам,

Хитро подмигнет, возьмет под крыло по блату.

Мол: «Этот – наш».

Ночь 10-11 сентября 2006 года.

ОСТАТОЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Никто из нас не хорош, и никто не плох.

Но цунами как ты всегда застают врасплох,

А районы как я нищи и сейсмоопасны.

Меня снова отстроят – к лету или скорей –

А пока я сижу без окон и без дверей

И над крышей, которой нет, безмятежно ясно.

Мир как фишечка домино – та, где пусто-пусто.

Бог сидит наверху, морскую жует капусту

И совсем не дает мне отпуску или спуску,

А в попутчики посылает плохих парней.

И мы ходим в обнимку, бедные, как Демьян,

Ты влюбленная до чертей, а он просто пьян,

И бесстыжие, and so young, and so goddamn young,

И, как водится, чем печальнее, тем верней.

***

Всех навыков – целоваться и алфавит.

Не спится. Помаюсь. Яблочко погрызу.

Он тянет чуть-чуть, покалывает, фонит –

Особенно к непогоде или в грозу.

Ночь звякнет браслетом, пряжечкой на ремне.

Обнимет, фонарным светом лизнет тоска.

Он спит – у его виска,

Тоньше волоска,

Скользит тревога не обо мне.

***

Ну все уже: шепоток, белый шум, пустяк.

Едва уловимый, тлеющий, невесомый.

Звонка его ждешь не всем существом, а так

Одной предательской хромосомой.

Скучаешь, но глуше, вывернув звук к нулю.

Как с краю игла слегка шипит по винилу.

Все выдохнула, распутала, извинила,

Но ручку берешь, расписываешь уныло –

И там,

На изнанке чека

«люблюлюблю».

2-3-4 октября 2006 года.

ПОГОВОРИТЬ

Суть не в том, чтоб не лезть под поезд или знак «Не влезай – убьет».

Просто ты ведь не Нео – то есть, не вопи потом, как койот. Жизнь не в