Непокоренный «Беркут»

Иван тоже протянул руки, ощущая, как приятное тепло от огня отогревает задубевшие пальцы. Места всем у небольшого костра не хватало, поэтому приходилось греться по очереди. Тот, кто немного оттаивал, отходил в сторону, уступая место товарищу.

– Может еще костер разжечь? – предложил Леха Каустович.

– Давай, а из чего? Мы здесь поблизости все палки пособирали. Дров нет, – разрушил идею Миша Ахтыркин.

– Пустите погреться, – к костру в грязных штанах, со скрюченными руками, протискивался Линенко. – Ух! Рук вообще не чувствую.

– А перчатки твои где? – поинтересовался Иван, он уже отогрелся, поэтому немного подвинулся, уступая кусочек места.

– Потерял где-то. Из кармана выпали, – беспечно ответил Николай, засовывая руки в огонь.

– Руки спалишь. Чем тогда камни кидать будешь?

– Не спалю. Ох, классно, начал пальцы чувствовать. Ай, блин! – вскрикнул Николай после того, как Миша подбросил веток в костер, подняв целый рой горячих искр, попавших на руки бойца.

– Ну, теперь точно знаем, что пальцы ты, Рыжий, себе не отморозил, раз кричишь, – с улыбкой поддел товарища Миша.

От тепла костра Ивана разморило, куда и делась злость и агрессия, которая была в нем совсем недавно. Нервное напряжение постепенно спадало, уступая место расслабленности и апатичности. Глаза начали слипаться, потянуло в сон. Набрав в пригоршни холодного снега, Иван протер лицо.

– Что, засыпаешь? – спросил Гена, широко зевая.

– Ага, что-то в сон клонит.

– У меня самого глаза слипаются. Уже можно и в автобус возвращаться, все равно бестолково стоим.

К костру, громко смеясь, подошли Американец вместе с Виталиком Красилюком – милиционером второй роты. Худой, жилистый, поджарый, как гончая, Виталик был в подразделении одним из лучших бегунов и не раз выступал за сборную УВД, завоевывая первые места. Худоба его была обманчива, в драке он был резкий и непредсказуемый, нанося хлесткие удары, сыпавшиеся на соперника один за другим, заставляли того уходить в глухую оборону, и уже не один противник поплатился, недооценив Красилюка. По жизни Виталик был веселый и жизнерадостный оптимист, всегда находил что-то светлое в самых мрачных обстоятельствах жизни и верил в успех. Своим оптимизмом заряжал всех вокруг себя, а еще когда он выдавал перлы на суржике – смеси русского и украинского языков: «Я у клуби усе ганяв. Бью аж быкы рыгають», даже у самых суровых бойцов появлялась улыбка. На День милиции он получил долгожданного прапорщика, и новенькие звездочки блестели, отражая отблески огня.

– Что такие веселые? – поинтересовался Григорий Иванович, поворачиваясь к костру спиной.

– Мы тилькы шо таке бачылы, шо без смиху не роскажеш, – усмехаясь, ответил Виталик. Он протиснулся к костру и, наклонившись над ним, пытался отогреть лицо.

– Брови сейчас себе спалишь, будешь как Фантомас, – предупредил Коля.

Иван отошел от костра, уступая свое место озябшему Американцу, который, потирая руки, тянул их к жарким языкам пламени.

– Так что вы там увидели смешного? – задал вопрос Иван, рассматривая сверху дотлевающую и громко потрескивающую на морозе технику милиции. Красилюк растер теплыми, нагретыми у огня руками нос, и, улыбнувшись, заговорил.

– Стоялы мы за стелою, биля пацанов з ружамы. Оно ж интэрэсно подывытысь, що там робыться. Бачымо, пьять чоловик крадуться, трое йх щитамы прыкрывають. Пидийшлы до спалэного автобуса и давай кыдаты бутылкы з горючым, наши в ответку кынулы йм пару гранат, газку понюхаты. Ти розвэртаються и чхаючы, назад до побратымив побиглы, а позаду ных товарыщи камни кыдалы в милицию. Одын з побратымив выдно слабый був, каши мало йв, не докынув и гэлыком прямо миж глаз тому, що до свойх биг и зацидыв, вин аж ногы задрав.

– А чем между глаз заехал? – перебил, улыбаясь, Гена рассказчика.

– Гэлыком, – неуверенно ответил Виталик, подозревая подвох со стороны друзей.

– Камнем, – пояснил он.

Возле костра все заржали. Находько похлопал Красилюка по плечу.

– Ты извини, просто слово незнакомое, но прикольное. А дальше что было?

Немного смутившись Красилюк, подбирая русские слова, продолжил.

– Упал он и лежит, не шевелится, видно хорошо приложили, – и уже увлекшись, Виталя опять перешел на суржик.

– Ти шо без щытив буллы, под руки його пидхватылы и поволоклы до свойх, а на встречу вжэ бижать фотографы и медики. Нова жэртва «Беркуту» нарысовалась.

– Так они скоро друг друга перебьют. Нам и делать ничего не придется, только наблюдать. Ты как думаешь? – обратился к Красилюку Григорий Иванович.

Виталик сделал удивленное лицо, пожав правым плечом, согласился с офицером:

– Получается, шо так.

И, не выдержав, рассмеялся вместе со всеми. Часа через два, когда Иван уже начал чувствовать, что ему не помогает и костер, а Гена в своих ботинках на рыбьем меху выбивал чечетку, пришла смена. Ввалившись в теплый автобус, уставшие беркута, сняв экипировку, падали спать, про еду никто не вспоминал.

Ивана кто-то дергал, толкал, а он никак не мог проснуться, сон не отпускал его. С трудом разлепив глаза, увидел перед собой Одаса.

– Что?

– Командир по рации только что сказал, через десять минут построение на улице.