Приподняв запотевшее забрало, Иван высунулся из-за щита вэвэшника посмотреть окружающую обстановку. Вдруг горящая бутылка, разбившись о щит, бросила клубок пламени и горящие брызги прямо ему в лицо, обжигая кожу и опаливая брови и ресницы. Закричав, он отпрянул назад, заметив убегающего долговязого радикала в темно-синей куртке, бросившего бутылку. Подскочивший пожарник обдал из порошкового огнетушителя всех, кто находился около горевшего щита, сбивая огонь. Иван пытался снять шлем, но никак не мог справиться с застежкой.
– Дай я, – услышал он голос Гены, который ловко расстегнув замок, стащил с товарища шлем. Аккуратно струсив порошок, он, подняв за подбородок лицо друга, внимательно осмотрел его. Один глаз у Ивана не открывался, запечатанный обгоревшей ресницей, осмоленные брови со спекшимися волосами, присыпанные порошком, казались седыми, ярким пятном выделялся красный ожог на лице.
– Да вроде не сильно, а вообще неплохо ты выглянул, – вынес свой категорический вердикт Гена.
– Что, печет? – с сочувствием спросил он у товарища, который обтер брови и, обмяв обгоревшую ресницу, пытался раскрыть глаз.
– Даже не пойму, как-то интуитивно немного успел отвернуться. Повезло. Но эту суку, которая бутылку кинула, я хорошо запомнил. Найду – убью! – с ненавистью сказал Иван, кривясь от боли.
– Глаз целый. Иди к автобусу, там фельдшер посмотрит, – отправил бойца Олег Викторович.
Стоявшие вокруг Ивана товарищи с сочувствием смотрели на него, ведь на его месте мог оказаться любой. Набросив на голову капюшон и взяв в руки шлем, спецназовец побрел к автобусам. Лицо нестерпимо жгло, особенно левый глаз.
– Если поймаете такого длинного пи…ра в темно-синей куртке, мне оставьте. Хочу с ним поговорить, – попросил Журба, повернувшись к стоящим товарищам.
Возле автобусов он быстро нашел фельдшера, разговаривающего по телефону.
– О господи! Где это тебя так угораздило? – воскликнул медик, увидев лицо бойца.
– Как в том анекдоте получилось: «И зачем я туда полез? Я и читать то не умею».
Быстро попрощавшись с абонентом на другой стороне трубки, медик обратился к Ивану:
– Пошли, нужно обработать. Где же это ты так влип?
– Там, возле забора, – односложно ответил он. Обтерев лицо мокрым бинтом и забрызгав «Пантенолом», медик посмотрел на сбитую руку милиционера.
– Кого это ты бил? – спросил он, прижигая йодом ссадины на руке.
– Еще никого. Наверное, об щит разбил, не знаю, даже не заметил, – ответил боец.
– Пойди в автобус, посиди, – посоветовал фельдшер.
– Потом посижу. Спасибо!
Сняв бушлат, Иван хорошенько его вытрусил, снова надел, натянул на голову капюшон. Забросив в автобус шлем, он пошел к товарищам. Левое веко припухло и глаз плохо открывался. Журбе приходилось постоянно выглядывать из-под низко надвинутого капюшона, чтобы не врезаться в идущих навстречу людей.
В автобусе он сбросил капюшон с головы и завалился на сиденье.
– Вань, больно? – участливо спросил Одас, который был уже в курсе произошедшего с Журбой.
– Игорек, отвали. Нет, не больно. Больно будет тому, кто это сделал, – сказал он, прикрывая глаза.
– Есть будешь? – поинтересовался у товарища Гена.
– Нет.
– Может, чайку с бутербродами?
– Да отвалите вы от меня! Дайте человеку спокойно полежать! – сгоряча выкрикнул Иван.
– Все-все, успокойся.
Журба лежал и думал про себя: «Как же уже все достало – это топтание на одном месте, непонятно, когда закончится. Сколько можно уже в этом Киеве сидеть?». Громко зазвонил телефон в кармане бушлата.
– Да! – раздраженно гаркнул он в трубку. – А, извини. Привет. Да что-то настроения сегодня нет. Конечно, Мариша у меня все хорошо.
Боец притих, выслушивая новости из дома.
– Спасибо, – поблагодарил он жену за переданные приветы от родственников. Желания разговаривать не было никакого. Пекло обожженное лицо, и мимика приносила дополнительные мучения.
– Дорогая, я сейчас немного занят, давай тебе попозже перезвоню, – сказал Иван, избегая дальнейшего общения. Закрыв глаза и расслабленно вытянувшись на сиденье, ему хотелось спокойно полежать, чтобы никто не трогал, но разве это возможно в коммуналке – автобусе.
– Ой, извини, – попросил прощения Леха Каустович, зацепивший Ивана за ногу.
– Вань, сильно тебя обожгло? – с участием спрашивал Андрей Кольницкий, внимательно рассматривая лицо друга.
– Твою мать! – ругнулся Журба, встал и вышел на улицу. Здесь, надвинув поглубже капюшон, прогулочным шагом, не спеша он пошел в сторону парка. Погуляв минут двадцать и немного успокоив расшалившиеся нервы, он вернулся назад к стоянке автобусов. Здесь опять был переполох, бойцы выскакивали из автобусов и быстро становились в строй, офицеры, бегая от машины к машине, поторапливали своих подчиненных. Боец тоже надел бронежилет и побежал строиться.
– Журба, можешь остаться, – сказал командир.
– Разрешите, я со всеми.
Иван не любил, когда к нему проявляли сострадание или жалели его.
– Как хочешь. Только вперед не вылезай, а то камнем еще по башке получишь.
– Есть кого благодарить, – пробубнил Иван и выразительно посмотрел на Гену.