Он вовсе не рассчитывал так быстро заковать себя в кандалы брака, тем более с первой встречной, но обстоятельства вынудили, и вот теперь он стоит и тайком любуется на нее.
Маленький восторженный садовник… Зря он подшучивал над Изабель — у девушки прекрасный вкус, но дело не только в этом. Она разговаривает с цветами, едва выдается свободная минутка. Он не знает — о чем именно, но сад в ответ цветет так отчаянно, так благодарно…
Он словно наяву услышал голос матери. Даже вздрогнул. Надо же… Мама была удивительной. Красивой, доброй, ласковой. Он вдруг вспомнил — те самые белоснежные цветы, что Изабель посадила возле беседки, были ее любимыми. Теперь они растут в саду, и дух мамы приходит поговорить во снах. Его жена точно не маг? Последнее время он в этом не уверен…
Брендон помнил нежные объятия, аромат чуть терпких духов — запах оставался на долго, сопровождая в ночных путешествиях после поцелуя в лоб перед сном. Мама учила игре на рояле, утешала, утирая ладонями горькие слезы, катившиеся из детских глаз. Никто и никогда не понимал его так, как она, никто и никогда понимать так его уже не будет.
Каких только оскорблений и проклятий в свой адрес он не наслушался от родни. Особенно дед не стеснялся в выражениях.
Шестой граф Арундел презирал старшего сына за то, что тот женился на плебейке, дочери торговца шелком. Старик грозил лишить наследства, впрочем, как оказалось, оставлять ему особо было нечего. За всю свою никчемную жизнь его сиятельство не заработал и лира, бездарно прожигая остатки некогда огромного состояния де Клермонов.
Согласно законам Аверлении, Брендону после кончины деда достались долги, титул и развалины замка, в которые пришлось вложить целое состояние, сохраняя видимость родового гнезда неизвестно зачем. Все, что он сейчас имеет — уважение друзей, роскошное поместье, деньги, — всего этого он добился сам. Собственными силами, а именно — проклятой магией, за которую так отчаянно презирала и продолжает презирать собственная родня. Как оказалось, родственники всерьез не прочь избавиться от него, присвоив себе все, что останется, а останется от него не мало. Он опять посмотрел на стройный женский силуэт возле цветущей беседки.
Изабель…
Ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь помнил о нем, когда он отправится в мир иной. Помнил по-настоящему, храня в сердце если не любовь, то хотя бы добрую память…
Жаль, не получилось проучить кузенов. Гертруда и Гарольд заслужили наказание. Маг усмехнулся, вспомнив, как Изабель мужественно бросилась на защиту Герти, облив сестрицу помоями.
Смелая, яркая, язвительная и… совершенно бескорыстная. Она ведь могла воспользоваться ситуацией, потребовать любые условия, но предпочла полагаться на его честное слово. Так может поступить либо очень бесхитростный человек, либо очень глупый. Что-что, а в остром уме девушке не откажешь — она сообразительна, изобретательна, даже талантлива! В обществе не так часто встретишь молодую леди, всерьез увлеченную любимым делом.
Сначала вся эта история его просто забавляла, не считая, конечно, того, что он по-настоящему мог расстаться с жизнью. Но потом… Потом появилось нечто большее. Не интерес и не любопытство. Нежность. Страх потерять. Жгучая ревность, пропитанным ядом лезвием полоснувшая сердце. Он помнил бешеную злость, желание оторвать руки тому напыщенному хлыщу, что беззастенчиво лапал жену на глазах у всех! Гнев острой иглой впился в сознание, свет померк перед глазами! Никто не вправе так близко приближаться к ней, никто, кроме него самого.
Хотел ли он обладать ей? О да… попробовать вкус ее губ, почувствовать шелк фарфоровой кожи. Там, на балконе, он не сдержался, не совладал с обжигающим желанием, а уж после того, как сорвал поцелуй, пропал окончательно.
Впереди долгое путешествие. Пару месяцев, а может и больше, им предстоит провести вместе, и часть времени придется оставаться наедине. Брендон знал — один необдуманный шаг — и все. Он лишит выбора и себя и ее. Мимолетная страсть может обернуться годами кошмара в вынужденном несчастливом браке. Он будет ждать. Будет ждать столько, сколько потребуется, и если есть хоть один шанс из тысячи состариться рядом с этой женщиной, чувствуя не поддельное, не наигранное, а истинное, настоящее родство душ между ними — он не упустит его.
— Карета подана, господин, — на выстланной горным камнем дорожке показался дворецкий.
— Уже иду, — кивнул Брендон.