— А теперь отдыхай, — ласково сказал Дрого, укладывая Иду на овечью шкуру. — У тебя легкие раны, но нужно дать им время затянуться. К тому же ты наверняка скоро почувствуешь, что у тебя болит все тело. После всего, что ты перенесла, это вполне естественно. — Он укрыл ее одеялом.
— Уже почувствовала, — грустно улыбнувшись, ответила Ида. — Наверное, Ги никогда не забудет, что я его так унизила.
— Это уж точно.
— Похоже, что бы я ни сделала, я причиняю тебе одни неприятности.
— Ну, нет, — возразил Дрого. — Бывают и приятные моменты. — Он поцеловал ее в щеку. — Спи.
— Хорошо. Но потом мне нужно будет посмотреть, не требуется ли помочь кому-нибудь из раненых.
— Ночью тебя не выпустит из лагеря охрана. А тем, кто в лагере, тебе помогать ни к чему — пусть помучаются от ран, которые они получили, устроив побоище в деревне.
— Церковь говорит, что мы должны прощать, — улыбнулась она.
— Простишь их завтра. Ни к чему, чтобы твое умение лечить стало предметом лишних пересудов, об этом и так уже знают слишком многие. Успокойся, у тебя еще будет сколько угодно возможностей продемонстрировать свое всепрощение.
Ида закрыла глаза. Дрого задумчиво смотрел на пляшущие в очаге языки пламени. С его плеч словно упал тяжкий груз — похоже, Ида говорила искренне, что больше не станет уходить из лагеря без чьего-либо сопровождения. Раньше он этой искренности не чувствовал…
Удостоверившись, что Ида спокойно уснула и раны ее не беспокоят, Дрого, стараясь не шуметь, вышел из палатки. Первые, кого он увидел, были дети, которых они привезли с собой в лагерь. Они сидели на земле возле костра, жадно поедая тушеное мясо, приготовленное им Мэй. Одинаковые белокурые головки, бледные перемазанные мордашки, в глазах — голодный блеск и боязнь, что еду могут отнять… На миг сердце его дрогнуло от жалости — уж очень плачевное зрелище являли собой эти ребятишки, но тотчас он подумал, что в походе они будут большой обузой.
— Еще несколько голодных ртов, — недовольно буркнул Серл, подходя к Дрого.
— Ты словно читаешь мои мысли, — сказал Дрого и возвел глаза к небу. — Один Бог знает, сколько у нас будет детей, пока мы дойдем до Лондона!
— Может, стоит найти какой-нибудь монастырь, где мы смогли бы их оставить?
— Женский монастырь не возьмет мальчиков, мужской — девочку, а разлучать братьев и сестру мы не вправе. Это жестоко!
— Значит, они найдут свою семью здесь. Во всяком случае, я на это надеюсь.
— Ты имеешь в виду Мэй и Иво? Да, — задумчиво произнес Дрого, — они любят детей. Когда я получу землю, я подарю им большой дом.
К ним подбежали собаки Иды, и Серл нагнулся, чтобы погладить их.
— Как себя чувствует Ида? — спросил он.
— Думаю, она скоро поправится. Раны в общем-то пустяковые.
— Представляю, как Ги ее возненавидел!
Дрого многозначительно кивнул:
— Полагаю, даже больше, чем меня. — Он коротко рассказал о происшедшей стычке. — Ида унизила Ги в глазах его воинов. Вполне вероятно, что кое-кто из них больше не захочет служить под его началом. А у Ги и так совсем маленький отряд.
— К тому же и дядя непрестанно будет напоминать ему о пережитом унижении, — добавил Серл. — Хоть мессир Бергерон и вмешался, остановив этот поединок, но он недолюбливает своего племянника, и у него очень острый язык.
— Так что теперь мне придется следить, чтобы Ги не нанес удар в спину не только мне, но и ей.
— Предупреди ее, чтобы была осторожна. Если она станет все время появляться там, где происходят какие-нибудь несчастья, не один человек спросит себя; а каким образом она об этом узнает? Не с помощью ли темных сил? И тогда…
— Пожалуй. Дознайся Ги, что она слышит голоса, Иде, а заодно и мне, придется несладко. Уж он сумеет использовать этот факт с присущей ему мерзкой изобретательностью.
— А она слышит голоса? — изумился Серл.
— Так она говорит. Она обладает способностью слышать в своей голове чужие крики о помощи. Даже на большом расстоянии.
— А я думал, что у нее какие-то видения.
— Да, бывают и видения, хотя я знаю только об одном — когда она предупредила меня о Ги. — Дрого повернулся к костру, вокруг которого собрались его воины, и шутливо ткнул Серпа в бок: — Думаю, нам нужно немедленно пойти и поесть, прежде чем Мэй скормит своим подопечным весь наш провиант.
— Что с детьми? — спросила Ида, как только Дрого вошел в палатку.
Уже несколько часов она лежала неподвижно, прислушиваясь к боли, которая терзала ее тело. Временами боль стихала, но потом возникала вновь, доставляя мучительное страдание. Ее одиночество немного скрасили короткий визит Мэй и посещение Годвина, который незаметно выбрался из лагеря Ги, чтобы удостовериться, что с Идой все в порядке. Один раз она рискнула встать, но этот опыт отозвался болью буквально в каждой клеточке, и Ида снова распласталась на постели и замерла, тоскливо уставившись в потолок.
— Не волнуйся. Они сытно поели и немного успокоились, — ответил Дрого, садясь рядом с ней и протягивая бурдюк с вином. Ида приподнялась, чтобы сделать глоток, и тут же застонала. Дрого нахмурился: — Что, так сильно болит?