Непонятый «Евгений Онегин»

В эмоциональном построении первой главы можно заметить неброский парадокс: и автор и герой предстают людьми охлажденными, разочарованными; тем не менее в изображении света много добродушной иронии и вовсе нет непримиримо сатирических красок. Я уже объяснял подобный колорит состоянием автора: на реальную оценку наслаивается мотив утрат поэта, насильственно разобщенного со столицей и утомленного затягивающейся ссылкой. Поздние суммарные характеристики света в шестой, седьмой и восьмой главах значительно язвительнее и сумрачнее. Конечно, ответ напрашивается: причину обнажает эволюция самого поэта.

Поместное дворянство

Прежде чем возвратиться к изображению светской жизни после первой главы, поэт надолго погружается в изображение других сторон жизни дворянского общества — уездной усадебной жизни. Такие картины возникают уже в первой главе, в сцене похорон онегинского дяди:

Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили
И после важно разошлись,
Как будто делом занялись.

Быт поместного дворянства пронизан родственно-приятельски-семейственными отношениями. Опорное слово всех описаний — «соседи»: «в углу своем надулся… Его расчетливый сосед»; «Сосед наш неуч…»; Ленский «столь же строгому разбору / В соседстве повод подавал»; «Все дочек прочили своих / За полурусского соседа»; «И детям прочили венцы / Друзья-соседи, их отцы»; у Лариных «Под вечер иногда сходилась / Соседей добрая семья»; «Оплаканный своим соседом»; Онегина явленье у Лариных «всех соседей развлекло»; из круга подобных отношений не исключает себя автор: «Ко мне забредшего соседа… Душу трагедией в углу»; на именинах Татьяны «Сосед сопит перед соседом»; накануне дуэли Ленский, вопреки прежнему намерению, «очутился у соседок»; Татьяна, гостья усадьбы Онегина, забывает, «Что дома ждут ее давно, / Где собралися два соседа / И где об ней идет беседа» и т. п.

Можно заметить, что по сути синонимическое «гости» встречается в аналогичном контексте значительно реже: уже цитированное «Попы и гости ели, пили…»; влюбленная Татьяна «В уныние погружена, / Гостей не слушает она…»

Чаще всего это слово встречается там, где его естественнее всего ожидать, — в сцене именин Татьяны. Здесь за столом «гости понемногу / Подъемлют общую тревогу»; при появлении Ленского и Онегина «теснятся гости»; в финале «для гостей / Ночлег отводят…» В этой сцене «соседи» и «гости» действительно синонимичны:

С утра дом Лариных гостями
Весь полон; целыми семьями
Соседи съехались…

Между тем оба понятия выступают и в любопытном стилистическом различии. Онегин как чужое для себя, как цитату произносит и слово «соседи»: «Ну, что соседки?» Это — слово Ленского (следом тот осушает «стакан, соседке приношенье»); Онегин, чуждый соседственным отношениям, предпочитает более холодное «гости». Он угадывает Лариных: «К гостям усердие большое…» На именинах «Он стал чертить в душе своей / Карикатуры всех гостей». Онегинское восприятие дважды контрастно противопоставлено восприятию Ленского. В первом эпизоде на довольно спокойную тираду Онегина (и весьма объективную по содержанию, близкую к авторскому восприятию):

«…Отселе вижу, что такое:
Во-первых (слушай, прав ли я?),
Простая, русская семья,
К гостям усердие большое,
Варенье, вечный разговор
Про дождь, про лён, про скотный двор…» —

Ленский отвечает прямым выпадом:

— Я модный свет ваш ненавижу;
Милее мне домашний круг,
Где я могу…
Вторично более резок Онегин:

«Но куча будет там народу
И всякого такого сброду…»
— И, никого, уверен я!
Кто будет там? своя семья.

Здесь расхождение особенно существенно: «куча… сброду» и «своя семья».

Впрочем, в необыкновенно подвижной структуре пушкинского романа нет ничего абсолютного и неизменного. При первом представлении Ленского читателю его позиция ничуть не враждебна онегинской, наоборот, с ней совпадает:

В пустыне, где один Евгений
Мог оценить его дары,
Господ соседственных селений
Ему не нравились пиры;
Бежал он их беседы шумной.