- Нет, это не я, - наконец, ответили из-за двери.
- Том, что ты там делаешь?
- Мне приспичило. – Друг снова всхлипнул и завозился.
- Ты чего, плачешь, что ли? - Я обеспокоился и попытался открыть дверь.
- Не-е-ет, - протянул Том таким голосом, что мне пришлось замереть, поняв – он плачет. Внезапно я осознал, насколько серьезно обстоят дела для него, ведь слезы Каулитца я видел гораздо реже, чем девушек в своей спальне.
Последний раз я видел, как он плачет, когда ему было шесть – ушел его отец. Я тогда стоял в гостиной своего дома, перед большим зеркалом, меряя школьную форму, в которой собирался идти на свое первое 1 сентября. Он прибежал ко мне, плача и жалуясь, и тогда я, наплевав на чистоту отглаженных белоснежной рубашки и брюк с ровными стрелочками, повел его в наш сарай, где отец хранил материалы, собираясь делать пристрой к дому. Мы забрались на кучу песка и бесцельно копались в нем весь день, пока нас не нашла моя мать. У меня надолго в памяти отложился тогда его детский образ – грязный от песка комбинезон, мокрые, в разводах, щеки, заплаканные глаза и короткий ежик на голове. Почему-то сейчас, стоя в вонючем, исписанном грубыми словами и признаниями в любви туалете, я вспомнил тот далекий случай, и в груди заныло. Я почесал грудную клетку в надежде избавиться от этого неприятного ощущения и снова постучал.
- Том, выходи. Неужели приятно сидеть так долго на унитазе?
- Мне все равно, - глухо отозвался он.
- Том… Перестань. Ну чего ты, а? Из-за Билла, что ли?
- Он целовался с Анжелой.
- И чего? Из-за этого надо ныть, как девчонка? Тоже мне, причина!
Том ударил в дверь с той стороны, видимо, кулаком.
- Заткнись! – Рявкнул он. – Заткнись, раз ничего не понимаешь!
- Я не понимаю, что ты нашел в этом такого ужасного. Ну, поцеловался и поцеловался, может, он это… просто так...
- Просто так, да? Шел мимо, дай, подумал, поцелуюсь с Анжелой, да? Действительно, что в этом такого-то… Всего лишь поцелуй… он ничего не значит… - Каулитц ревел уже, не сдерживаясь.
- Так, Том, немедленно прекрати истерить! Выходи давай, и мы с тобой поговорим нормально.
- Не хочу выходить.
- Тогда открой дверь, я сам к тебе зайду. Посидим, вместе поревем.
Том молчал, было слышно лишь его сопение. Потом щелкнула задвижка, и я открыл дверь. Друг сидел на полу внутри кабинки, подтянув худые колени к груди, посреди клочков размотанного и разорванного рулона туалетной бумаги. Кое-как втиснувшись внутрь, я закрыл дверь и, опустив крышку, сел на унитаз, глядя на Тома сверху вниз. Поневоле я сравнил его с ним же, маленьким. Сегодняшний Том, как и тот обиженный ребенок, вызывал приступ щемящей жалости. Лицо, не зажившее после вчерашней драки, распухло еще больше, глаза стали узкими щелками под набухшими от слез веками, из отверстия пирсинга снова шла кровь. Он теребил в пальцах клочок бумаги, время от времени тря им и без того воспаленные глаза и шмыгал. Я задумчиво жевал губами, размышляя, какие слова следует говорить в подобных ситуациях. Да уж, в поддержке и бодрых увещеваниях относительно того, что «все будет хорошо, прорвемся, бывало и похуже», я не силен. Ведь я-то понимаю, как все есть и будет на самом деле. И считаю себя не вправе пудрить людям мозги подобной ерундой.
- Том, ты, конечно, извини меня, но я молчать не могу. Я тебе уже много раз это говорил, но ты не обращал внимания, может, хоть сейчас я до тебя достучусь. Ты давай это… завязывай со своей влюбленностью. – Я показал пальцами рук «кавычки». – Сидишь тут, в толчке, весь в соплях и слюнях. Ты мне таким не нравишься, чувак. Это не для тебя. Выбрось из головы всю х*йню, идет? Ты не такой, Том Каулитц, ты веселый, прикалываешься все время, уроки прогуливаешь. Девчонок любишь, и они тебя. Ты такой, всегда таким был.
- Почему же мне тогда так плохо сейчас, Густав? – Том оперся лбом на ладонь, сдвигая кепку на макушку. – Мне так хреново, что хоть в бачке топись.
- Не знаю…
- Билл там с Анжелой целовался, а мне будто по башке дали, так больно было и обидно! Хуже, чем когда по-настоящему дерешься с кем-то. Кода меня вчера Бен чуть не удушил, я и то себя лучше чувствовал. Ты можешь мне объяснить, почему так?
Я беспомощно развел руками.
- Ну, я бы, наверное, представил себе, если бы, скажем, в девушку ты влюбился. А то в Билла... Не могу себе представить, чтобы он такие эмоции вызывал.
- Это мне наказание, - внезапно серьезно сказал Том. – Наказание за то, как я с девчонками обращался. Я хотел встречаться только с красивыми, а других отшивал или вообще внимания не обращал. Теперь-то я знаю, что они чувствовали!
Сильный хлопок входной дверью заставил нас обоих замолчать и затаить дыхание. Кто-то забежал, с силой распахнул дверь соседней кабинки, и мы услышали нелицеприятные звуки. Парня за стенкой рвало. Уже нагулялся с утра, что ли? Откашлявшись, тошнотик хрипло произнес:
- Ой… Фу…
Я нахмурился, бросив взгляд на напрягшегося Тома. Блевал в соседней кабинке Билл. Мы услышали сначала звук сливного бачка, затем шаги и шум воды в раковине. Каулитц дернул меня за штанину и прошептал: