Читаем Непонимание (СИ) полностью

Надо же, спальня Билла оформлена отнюдь не в розово-пастельных тонах. Конечно, она, как и ожидалось, похожа больше на девчачью, чем на пацанскую, но жить можно. Наверное. По крайней мере, ни будуаров с огромными зеркалами, ни плакатов смазливых поп-звезд не наблюдается. Зеркало есть, конечно, и есть стол перед ним, и на нем рядком стоят косметические средства. Короче, будуар есть. Еще есть аккуратно застеленная кровать, судя по виду, опасно мягкая для позвоночника. Есть маленький, просто крошечный столик, вокруг которого стоят три очень низких пуфа. Есть шкаф, внутри которого что-то трещит… Вообще, комната странная, точно. Какая-то чересчур светлая, чересчур бежевая. И чересчур чистая. Подозрительно чистая. Сдается мне, все эти дни Билл занимался тем, чем и мы с Томом в прошлые выходные. Кажется, я понял, откуда взялись на мусорке те мешки.

Том стоял посередине комнаты с выражением лица, которое прямо-таки приросло к его глупой голове с тех пор, как в его поле зрения впервые появился Билл. Источает полное блаженство, сейчас слюна изо рта потечет, и покачивается, обдолбыш, бл*.

- Воруй трусы, - сказал я.

- А? – Очнулся Каулитц.

- Трусы, говорю, воруй. За этим приехал же.

- Садитесь за столик! – Пропел Билл, появляясь в комнате с подносом, на котором дымились три чашки кофе, конфетница и ваза с мучными изделиями. Я сел, хотя нет - рухнул на пуф, учитывая его мизерную высоту, после чего мы с Томом долго возились, устраиваясь. Я не знал, куда деть ноги, постоянно задевая коленями себе по подбородку.

- Похоже, у кое-кого завелись блохи, - захихикал Билл, восседающий на пуфе по-турецки. Том уже бодро хрустел печеньем.

- Нет, просто у кое-кого слишком неудобная мебель, - огрызнулся я. – Она рассчитана на лилипутов?

- Нормальная мебель, по последнему писку моды. Ты ничего не понимаешь в новых тенденциях. – Билл покачал головой, будто жалея меня.

- Я не слушаю, что там пищит мода. У меня своя голова на плечах, и лишь она мне указ. Не то, что вы, модники, бл*, ко всяким там пискам прислушиваетесь.

- Боже, да что ты завелся-то опять? Я вас чай пить пригласил, а не моду обсуждать. Тем более что ты в ней ничего не понимаешь.

Билл аккуратно отпил кофе, явно очень стараясь не издавать при этом звуков. Я, наконец, тоже смог дотянуться до чашки, согнувшись в три погибели.

- И вообще – я все делаю потому, что мне нравится, а не потому, что модно!

- Хочешь сказать, что тебе нравится красить глаза и наращивать ногти?

- Да!

- Тебе так кажется, на самом деле, это просто глупый выпендреж.

- Это ты глупый, а я не выпендриваюсь, я самовыражаюсь!

- Ну да, ну да… Сколько раз я уже слышал это слово. Абсолютно пустое, ничего не значащее слово, которым всякие неудачники прикрываются, чтобы скрыть свою пустоголовость.

- Хочешь сказать, я неудачник?

- Убеди меня в обратном. Приведи мне обоснованный и увесистый довод того, какую практическую пользу тебе приносит твое так называемое самовыражение.

- Легко! Я выделяюсь из серой толпы посредственностей, всегда имею свое мнение и могу его отстоять, я независимый и целеустремленный и всегда делаю только то, что захочу.

- А остальные, получается, всего этого не могут? Никто, кроме тебя, не имеет собственного мнения и цели, все друг от друга зависят, так что ли?

- Ну… не все.

- Вот видишь. Для всего того, что ты перечислил, вовсе не обязательно носить брючки со стразиками. У меня вот нет таких брюк, но все эти качества я имею полное право отнести к себе. Ты лучше мне скажи, что действительно тебе дает твое самовыражение. Ну, кроме того, что ты выделяешься из толпы. Хотя я считаю этот факт спорным в своей положительности.

Билл поставил кружку и, сощурившись, поглядел на меня.

- Слушай, чего ты ко мне цепляешься? Ты от этого кайф ловишь, что ли?

- Я просто хочу тебя понять, должен же я знать, с кем встречается мой лучший друг. – Я покосился на совершенно безучастного к нашей перепалке Тома.

- Ты не поймешь. Такие, как ты, никогда не понимают!

- А что я должен понять вообще? Как я могу понять, если ты мне не объясняешь, что я должен понять и почему я должен понять?

Билл сложил руки на груди и отвернулся.

- Я просто хочу, чтобы меня замечали, ясно? Чтобы на меня смотрели, говорили обо мне и видели, какой я. Чтобы, когда я уходил, обо мне помнили и думали, а не забывали сразу.

- И, тем не менее, своим образом и поведением ты оставляешь у людей весьма двоякие впечатления, создавая тем самым о себе ошибочное мнение. Так что тебя помнят, да, но помнят далеко не самые приятные вещи. Люди могут и не узнать вовсе, какой ты, так как ты даешь неверную информацию для размышления.

- Ну и пусть! Те, кому надо, поймет меня. Томми же понял!

Сбоку послышалось утвердительное мычание.

- А те, кому не надо?

- Те запомнят! И будут говорить: «Я знал этого Билла!».

- Да зачем тебе это! – Я взмахнул руками и пролил кофе на столик.

- Затем, что обидно! Обидно, когда ты живешь… и никому нет до тебя дела.

Билл поник и громко засопел. Я нервничал, пытаясь промокнуть кофе салфеткой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кошачья голова
Кошачья голова

Новая книга Татьяны Мастрюковой — призера литературного конкурса «Новая книга», а также победителя I сезона литературной премии в сфере электронных и аудиокниг «Электронная буква» платформы «ЛитРес» в номинации «Крупная проза».Кого мы заклинаем, приговаривая знакомое с детства «Икота, икота, перейди на Федота»? Егор никогда об этом не задумывался, пока в его старшую сестру Алину не вселилась… икота. Как вселилась? А вы спросите у дохлой кошки на помойке — ей об этом кое-что известно. Ну а сестра теперь в любой момент может стать чужой и страшной, заглянуть в твои мысли и наслать тридцать три несчастья. Как же изгнать из Алины жуткую сущность? Егор, Алина и их мама отправляются к знахарке в деревню Никоноровку. Пока Алина избавляется от икотки, Егору и баек понарасскажут, и с местной нечистью познакомят… Только успевай делать ноги. Да поменьше оглядывайся назад, а то ведь догонят!

Татьяна Мастрюкова , Татьяна Олеговна Мастрюкова

Фантастика / Прочее / Мистика / Ужасы и мистика / Подростковая литература
Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика