Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Время от времени я заглядывала к ней, садилась на кровать и нежно убирала с ее лица волосы. Была ли это любовь? Я не знала, мне просто казалось, что Бьянка сделала бы то же самое для меня.

Иногда я усаживалась рядом, сжимая в руке нож для хлеба. Он был способен не просто изменить ее семейное положение. Он мог покончить с ее жизнью и, может быть, привнести какой-то смысл в мою. Ведь я не просто должна была убивать такие формы жизни, как Бьянка, я должна была убивать их ради своего мира, верно?

Пока она спала, я прижимала кончик ножа к ее шее, смотрела, как под ним проминается кожа. Мне даже не обязательно было взмахивать им или ударять. Нужно было только обхватить рукоять обеими руками, навалиться на нее всем весом и наклониться вперед. Небольшое сопротивление — кожа прочна, — а потом хлоп — и дело сделано.

Но что должно было случиться потом? Вот в чем состоял главный вопрос.

Ты узнаешь, что рождена для этой цели, когда сделаешь это.

Ты узнаешь зачем, когда это случится.

Их кровь станет залогом твоего бессмертия.

Может, небо распахнется, даруя мне ответы? Или в меня закачают данные, которые позволят мне взглянуть на мир обновленными глазами? Но более вероятным казалось, что я так и останусь сидеть под бьющим из ее глотки горячим фонтаном, не получив никакой награды, в очередной раз сыграв роль послушной марионетки в руках высших сил.

В эти мгновения нерешительности я совершила немыслимое — начала чуть лучше понимать Уэйда Шейверса и задалась вопросом, не так ли он себя чувствовал, когда впервые убивал ребенка. Он наверняка долго боролся с этой тягой, прежде чем поддался ей. А когда поддался, это придало его жизни новый смысл.

Но — ради моего мира? Вы перестарались с рекламой, суки. Идите на хуй. Мой мир нравится мне больше, когда в нем есть Бьянка.

Так что все в порядке, подружка моя. Можешь спать сколько угодно, а я позабочусь о трупе.

Я собрала все кусочки Грегга, какие смогла найти — если уж пытаешься скрыть убийство, так не оставляй ухо валяться на заднем дворе, — и отложила, чтобы избавиться от них позже. Я раздела Грегга, перекатила на коврик, заволокла в ванную комнату, словно он был мебелью, и затащила в ванну. А потом взялась за столовую, как будто служанка — «Лизол» и хлорка, очень много «Лизола» и хлорки — и дважды запустила посудомоечную машину.

Но стоило мне вернуться к ставосьмидесятифунтовому мужику в ванне — и мне показалось, что он потребует командной работы. А на помощь в таком деле образцового старшего брата не позовешь.

Но я знала кое-кого, у кого были задатки.

Я не представляла, приходилось ли Аттиле когда-нибудь избавляться от тела — скорее всего нет, — но он мог обладать теоретическими знаниями и точно не струсил бы. Я раз пять или шесть набрала его номер и сбросила звонок, прежде чем торжествующе отложить телефон.

Аттиле необязательно было сюда приезжать.

Я не должна была так легко принять случившееся и теперь поняла, почему это произошло. Если правда, что после расставания мы уносим с собой частичку тех, с кем у нас была связь, значит, я уже позаимствовала у Аттилы все, в чем нуждалась.

Совершив набег на верстак в гараже, я даже могла сказать, что кое-чему научилась у Шейверса. Моего первого наставника. У него не было монополии на инструменты. Мои руки теперь могли удержать их, мои мышцы были сильны. Грегг сам собрал все, в чем я нуждалась. Ножовка по металлу, ножовка по дереву, тесак, секатор — покупая инструменты, он никак не мог предвидеть, что в конце концов их используют на нем самом.

Еще я заскочила в ванную на втором этаже и сорвала занавеску для душа, чтобы использовать в качестве подстилки. И, наконец, разделась — последний этап подготовки, прежде чем взяться за работу.

Казалось здравым начать с запястий и щиколоток — самых тонких суставов, самых слабых звеньев. Оставьте труп гнить и разлагаться на природе — и первым делом он лишится кистей и ступней. Именно поэтому, когда люди тонут, а тела их долго не находят, на берег выбрасывает обувь со ступнями. Они просто отваливаются и, увлекаемые резиновыми подошвами, всплывают, чтобы качаться на волнах.

Откуда я это знала? Не могу сказать. Информация уже была у меня в голове, я просто открыла для нее дверь. Может, Таннер рассказывал. Такие знания — по его части.

Я вспарывала кожу, перереза́ла связки и жилы, рубила запястные кости… а потом она оказалась у меня в руке — целая кисть, бледная, словно восковая, — и я отложила ее в сторону.

Сердце Грегга остановилось, поэтому его кровь просто сочилась, и когда было нужно, я включала душ, чтобы смыть ее.

Мимолетная мысль, идея на будущее — а я точно хочу спустить ее всю в канализацию? Прервав работу, я обыскала шкафчики, нашла стеклянный пузырек с антацидом, опустошила его и вымыла. Нацедила в него крови Грегга и убрала в холодильник. Этот запас мог пригодиться нам позже.