Непосредственный человек

Про развод я тоже впервые слышал. Майк Лоу последнее время выглядел угрюмее обычного, однако я приписывал этот эффект его союзу с Грэйси, а не развалу этого союза.

— Так что свадьбу планируем в июне.

Я поискал, что на это ответить.

— Челюсть у тебя в совершенно неестественном положении, — прокомментировал Джейкоб.

Возможно.

— А мой нос ты на прошлой неделе хорошо рассмотрел?

Снова он разулыбался.

— Признайся, ты сам напросился. К тому же я знаю о ней все, что можно знать. Ее недостатки. Ее слабые места. Мы воевали двадцать лет. И трахались. Моя жена выгнала меня из-за Грэйси, помнишь? Грэйси вышла замуж за Майка назло мне. Потому что я тогда не сделал ей предложение.

— И все это кажется тебе убедительной причиной для брака?

— Для брака убедительных причин не существует, — возразил Джейкоб. — Брак — то, на что ты решаешься вопреки убедительным причинам.

— Ты предупредил, что собираешься увезти ее в Техас?

— Если мы примем такое решение, ее это устроит. Но я сомневаюсь, что мы переедем в Техас. Другое предложение выглядит привлекательнее.

Я снова лишился дара речи.

— Так или иначе, мы найдем компромисс. Брак — это умение находить компромиссы.

— Ты не замечал, что так говорят только разведенные?

— Не надоело быть присяжным остряком? — попрекнул меня Джейкоб. — Ведь у тебя и Лили получается — пора и мне наладить свою жизнь. В самом-то деле. Поживешь в одиночестве в Западном Рэйлтоне восемь-десять лет, многое начнешь воспринимать по-другому. Меня не привлекает перспектива умереть в одиночестве.

Я прикусил язык. Джейкоб разумно поступил, уйдя с кафедры английской литературы. Конкуренция жесткая, но вот уж кто до крайности нормальный мужчина.

«Женишься на этой женщине, и такая перспектива покажется привлекательной. — Я прикусил себе язык, чтобы не сострить еще и эдак. — Женишься на Грэйси и будешь вспоминать ужасное одиночество как старое доброе время».

Но такое нельзя говорить старинному другу, даже если он скрывал от меня свои тайны. Это я понимал. Нет, мне уже отведена роль в этой истории — я шафер, мне предстоит произносить тост. И вроде бы есть в запасе пара месяцев, чтобы привыкнуть к этой мысли.

— Ладно, помечу в своем календаре июнь, — пообещал я.

Мы поднялись и стояли, глядя друг на друга. Внезапно Джейкоб показался мне странно грустным — правда, на мой взгляд, причины для этого у него имелись. И под этой мыслью — другая, подлее, проскользнула по нижним регионам моего подсознания, высунула голову и принялась грызть, словно крыса. Я мог бы сделаться деканом. Достаточно звонка Дикки Поупу. Устно перечислить самых безнадежных — некомпетентных и выгоревших — сотрудников английской кафедры, пообещать воздержаться от убийства уток (нетрудный для меня зарок, учитывая мою полную непричастность к гибели гуся). И, как говорил сам Дикки Поуп, те, кто будет уволен, заслуживают увольнения, а все остальные — университет и студенты — останутся в выигрыше. И я тоже буду в выигрыше. Не думаю, чтобы я позарился на должность Джейкоба Роуза или на его кабинет, но есть же такая вещь — карма, и меня весьма тешила мысль о коллегах по кафедре: сегодня они свергнут меня с должности заведующего — лишь затем, чтобы наутро увидеть меня восставшим из праха в должности декана.

И все же. Все это я променял бы на возможность как следует помочиться.

— Ладно, спасибо, — произнес Джейкоб, пожимая мне руку. Ему это представлялось очень трогательным моментом — быть может, так оно и было.

— За что спасибо?

— Что не высмеял мое решение. Не сообщил мне, какой я идиот.

— А мне следовало это сделать?

Он зыркнул на меня. Наши руки разомкнулись.

— Ты уверен, что со свадьбой придется ждать до июня? — спросил я.

— Не вижу других вариантов, — ответил он всерьез, трогательный момент помрачил его зрение. — А как еще?

— Просто я подумал, ты мог бы успеть в перерыве игры в ослиный баскетбол.

Вдруг за спиной у меня раздалось такое ржание, что я едва не поверил, будто в довершение шутки прямо в кабинете декана материализовался осел. Но это была всего лишь Марджори — вернулась, пока я был во внутреннем кабинете. Ей не сразу удалось овладеть собой, а когда удалось, вид у нее был такой, словно она охотно перерезала бы себе глотку, только дайте нож. На глазах у нее выступили слезы стыда.

— Ох, Джейкоб, — пробормотала она, — извини, пожалуйста.

По правде говоря, мне тоже стало стыдно, и я не посмел оглянуться на Джейкоба, который застыл неподвижно. И все-таки зря я не оглянулся на него — тогда я бы отвел глаза от Марджори, которая вновь принялась ржать.

Глава 25

— Так где же он? — потребовал ответа Фил Уотсон.